необычайный душевный покой: «после меня хоть потоп» и «будь, что будет». В общем ей даже хотелось еще раз побывать в этом тесном, танцующем на волнах салоне.
Джип мчался по узким уличкам старого города, не отрываясь от красных сигналов черной обтекаемой машины Ива, в которую пересела Жизель. Каждый раз, когда она заговаривала о первом своем посещении яхты, Ив неизменно отвечал: «Положись на меня!»
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Через три дня сочельник
На яхте «Наш уют» для Жизели в общем все прошло благополучно. Во всяком случае, она так считала. На этот раз все ограничилось пьянкой. Сперва там оказался один только Ги Фраден, редактор «Демократа», потом явился Жаки с каким-то приятелем, не знакомым Жизели. Снова принялась за виски, и нагрузились изрядно. Пока мужчины не захмелели, Жизель смотрела на них с восхищенным удивлением: «Господи, сколько они могут поглотить виски!» И немножко боялась: «Что если они все-таки напьются?» Она тоже пила, и каждый раз, когда подносила ко рту стакан — «для видимости», «только пригубить», как она себя убеждала, — у нее мурашки пробегали по всему телу, и это придавало приключению особую прелесть. Выпитое виски, запах спирта, поднимавшийся из семи налитых стаканов, несвязный говор мужских голосов, качка — все это понемногу довело Жизель до какого-то странного состояния: она уже находила совершенно естественным, что всё вокруг нее лишено равновесия, что люди отвечают друг другу невпопад, что и сама она сидит в такой компании, где ей не место. У нее появилось чувство собственного превосходства, какое бывает у человека в первые минуты опьянения: мужчины, включая и Фрадена, который, увлекшись разговором, не выпил ни глотка, казались ей в десять раз пьянее, чем были на самом деле. «Ну да, все пьяны, и уж, во всяком случае, гораздо больше, чем я. Никогда не думала, что я такой молодец!» И вдруг в ней заговорила хвастливая самоуверенность, ей захотелось всех поразить. Отхлебнув еще глоток, она, ко всеобщему удивлению, резко прервала разговор, который велся по-английски, и громко заявила:
— Что с нами сегодня было! Вы не можете себе представить! Грандиозно!
И американцы и французы умели держать себя в обществе: они не только не прервали даму, но даже выслушали. Тем более, что вся история с полетом в самом деле оказалась захватывающе интересной. Не часто в жизни попадаешь в такое необыкновенное положение. Иву, Жаки, Фрадену и четвертому французу казалось, что они герои какого-то экзистенсиалистского романа. Сидеть лицом к лицу с людьми, на которых глаза нескольких французов, находившихся в самолете, только что изливали ненависть населения — ненависть к тем, кто убивал людей, уничтожал их жилища нелепыми, бессмысленными бомбардировками, ставшими понятными только теперь… по-приятельски болтать с этими людьми!.. Невероятный случай, удивительное положение!.. Да, да, все это — как в захватывающем романе!
Но американец, сопровождавший Жизель, отнесся к ее рассказу совсем иначе. Он вдруг побледнел.
— Что? — спросил он у Жизели, оглядывая остальных. — Французы ненавидят нас и за это? Даже за это?
Ив, Жаки, Фраден и четвертый француз расхохотались. Как! Он еще удивляется? Вот это номер! Это уже становится комичным. Чего же американцы хотели? Жизель сочла нужным рассмеяться вместе с французами.
Тут американец побагровел. Второй американец, не понимавший ни слова по-французски, спросил, что происходит; приятель стал ему растолковывать и немного успокоился.
— Почему вы нас за это ненавидите? — спросил он. — Это же было против немцев.
— Конечно, — примирительно ответил Ив. — Но все-таки!.. Поставьте себя на место пострадавших. Вы на это смотрите с высоты небес.
Ив рассмеялся, довольный своим остроумием. Друзья не поддержали его из страха — а вдруг американец снова ни с того, ни с сего вспылит. Ведь можно же спорить не переругиваясь. Все это так интересно!
— Лично мы ничего против вас не имеем, — добавил Ив. — Мы всё понимаем. Война…
— Война и всё остальное, — прибавил Жаки с вызывающей улыбкой — Конечно, мы всё понимаем.
Американец недоверчиво посмотрел на него. «Правильно, — подумала Жизель, — что Жаки хочет сказать? Что это значит — «всё остальное»? Да он, поди, и сам не знает! Все пьяные, ей-богу, все пьяные!» Она тоже начинала себя чувствовать не совсем уверенно.
— Должны мы были бомбить или не должны? Как, по-вашему, надо было выгнать немцев или не надо? А завод, о котором идет речь…
— Вот так военный объект! Фабрика домашних туфель…
Американец опять побледнел.
— Разве что если воевать, сидя дома, в халате! — вставил Жаки. Сегодня он был явно в ударе. — Сидеть себе дома, в Америке и нажимать автоматические кнопки.
— А здания вокруг?
— Что там было? Рабочий поселок…
Американец немедленно перевел разговор своему товарищу, и тот ответил жестом, который означал: «Ну, а мы-то при чем?»
— Однако у вас есть хорошая черта, — начал Фраден, возможно не без иронии, — вы разрушаете, но вы же и восстанавливаете… Пожалуй, уничтоженная обувная фабрика была самой большой в наших краях. Правда? Зато теперь строят неподалеку отсюда другую фабрику, в два раза больше и лучше старой, — она воздвигается при вашей помощи, на американские капиталы.
Если бы дело ограничилось насмешливым выражением лица Фрадена, пожалуй, американец и не почувствовал бы иронии, но вмешался Жаки:
— Вот я и говорю: «И всё остальное».
Американец вскочил. Фраден перепугался и хотел было тоже встать, но только дернулся, увидев, что Жаки, сидевший как раз напротив американца, не тронулся с места.
— Я же вам объяснил, — с наигранным спокойствием сказал Жаки, — остальное мы тоже понимаем. Дела!.. Бизнес!..
Но американца это объяснение не удовлетворило. Он начал что-то быстро лопотать товарищу на своем тарабарском языке и в полном бешенстве произнес целую речь. Он заявил, что лично ему наплевать на «дела». Ему сказали, будто завод, все здания вокруг завода и все прочее — военные объекты. На что они намекают по поводу фабрики, которая сейчас строится? Ему и на это наплевать. Вернулся он сюда только ради денег. Если бы нашел работу дома, если бы не совершил глупости, из-за которой не может быть больше летчиком, ни за что бы не вернулся в эту старую страну, сплошь набитую коммунистами. Пошли они все к чорту!
— …Сплошь набитую коммунистами!.. — повторил он по-французски, глядя на Жаки в упор…
Ив и Жаки знали английский. Они перемигнулись. Что же касается Жизель, то она понимала через пятое на десятое. Когда ей было лет пятнадцать, она училась английскому. Но боже мой, как это было давно! Опять эта проклятая юность! Даже тут напоминает о себе!
— Послушайте, — спокойно сказал Ив, передернув широкими плечами. — Что вы нервничаете? У нас ведь дружеский разговор. Мы вас ни в чем не упрекаем.
Американец сел с недовольным видом и отпил большой глоток виски. Его товарищ, мало что понимая из происходившего, последовал его примеру.
— Коммунисты по-другому к вам относятся, — добавил Жаки. — Население тоже. Но мы всё понимаем. Мы знаем, что немало вам обязаны. Ведь вы пришли нас защищать? Верно? И за это вы требуете плату. Дела так дела!.. Можем посмеяться друг над другом, сказать друг другу правду в глаза, но платить мы согласны.
— При условии, если заранее договоримся о цене, — сказал четвертый француз, не открывавший до
