прогуливаются с безразличным видом несколько товарищей. Они ходят парами или, самое большее, втроем, чтобы не дать охранникам повода разогнать их. Они должны сделать последнюю попытку отговорить тех, кто, несмотря ни на что, все же пойдет разгружать пароход. Ну, а если они ничего не добьются таким путем, придется — что тут поделаешь? — применить иные способы воздействия. Ни одному человеку, если только он не похож на этих зверей-охранников, не доставит удовольствия избивать другого человека. Но ведь дело идет о жизни миллионов мужчин, женщин, детей, которых надо защищать от этого парохода. Он не должен, ни в коем случае не должен быть разгружен, вот и все. Если у тебя нет другого оружия, если ты можешь только собственным телом преградить путь к пароходу — ты будешь последним трусом, если не сделаешь этого. Ты должен сказать: через мой труп! И, честно говоря, мало найдется таких, которые решатся на это. Не только из страха. Они придут сюда уже с неспокойной совестью. Пикетчики своими доводами еще больше смутят их. Разве может драться докер с докером ради работы, которую он сам считает гнусной? И если даже силы кажутся, на первый взгляд, равными, то одна сторона подкреплена сознанием своей правоты, а у второй от стыда руки дрожат; у одних взгляд тверже стали, у других — нерешительный, растерянный. И дело здесь вовсе не в характере. То же самое происходит даже с самыми закоренелыми — попадаются и такие, — которые готовы попрать все, чтобы совершить свое черное дело.
Надо было также поднять рабочих на предприятиях. Клебер, явившись в «Промочи глотку», сообщил, что он связался с Местным объединением профсоюзов. Но успеют ли до конца работы, до часу дня, организовать движение протеста и в какие это выльется формы — неизвестно. Все теперь зависело от коммунистов, работающих на заводах, от того, что они найдут возможным предпринять. Надо, конечно, считаться с условиями. Анри не обольщается. Он рассматривает все эти действия главным образом как предупреждение, как подготовку к мощной демонстрации, намеченной на завтра, на вторую половину дня. Они только что приняли об этом решение.
Завтра канун Нового года — не очень-то удачно получается. Но выбора нет. Время выбрал противник. Это не случайность, ведь то же самое было с пушкой. Грузчиков набрали заранее, в субботу утром, на все три дня. Как раз на те три дня, когда предприятия не работают. Три праздничных дня, когда труднее всего мобилизовать большое количество людей для мощного движения протеста. Какой же выход? Примириться с этим и предоставить событиям идти своим чередом? Может быть, и правда отложить демонстрацию на вторник, тогда она будет гораздо внушительнее? Но тут есть опасность — можно опоздать, как те пожарники, не помню из какого рассказа, которые прибыли на место, когда дом уже отстраивался. Впрочем, никто ведь не знает, не понадобится ли организовать еще одну демонстрацию во вторник. Если горючее все-таки будет выгружено, придется отступить на шаг и повести борьбу в другом направлении — срывать транспортировку бензина, агитировать рабочих на складе, шоферов грузовиков — да мало ли что еще нужно будет предпринять.
А пока что ясно одно: надо действовать и действовать немедленно. За весь сегодняшний день, ночь и завтрашнее утро штрейкбрехеры, да если им еще пригонят на подмогу солдат, успеют выгрузить немалое количество бензина. А этого нельзя допустить.
Робер вначале считал, что демонстрацию не стоит назначать на завтра. Послушать его, так никто все равно не будет разгружать бензин, он ручался головой за всех, даже за тех, кто нанялся утром. Даже если они, несмотря на все уговоры, придут на пароход.
— Во-первых, — убеждал он, — трюмы не успеют проветриться, и там будет так вонять, что хоть нос зажимай. К тому же людей набрали недостаточно, и рабочих в каждой бригаде окажется меньше, чем полагается. А уж этот номер им так просто не пройдет, это точно. Ребята, конечно, решат, что всякая преданность имеет свои границы, тем более, когда это касается янки. Кроме того, они, без сомнения, потребуют надбавки. Правда, их требование скорее всего удовлетворят. Они это понимают и, не будь дураками, постараются выжать как можно больше. Ведь известно, что никого нет жаднее штрейкбрехеров. Это одно. Но главное затруднение будет в другом. Бочки с горючим — это вам не игрушки. Кажется, что тут мудреного? Зацепили с двух сторон крюками и подняли. Но закраина-то у бочонка всего в каких-нибудь два сантиметра ширины, так что здесь нужно работать вот как точно! А среди грузчиков, которых удалось нанять, почти нет опытных людей. Только четверо или пятеро безработных имели дело с похожим грузом. Но опять: бочонок бочонку рознь — есть такие, что соскальзывают и очень неустойчивы… Солдатики наверняка хлебнут с ними горя. Бочонки полетят во все стороны. А вынимать их из трюма, думаете, легко? Здесь нужна сноровка. Упадет одна бочка — и не остановишь, все за ней покатятся, тут берегись. Словом, учитывая все это, ручаюсь, что еще одно наше усилие — и ребята откажутся… Вспомни, как было с грузами для Индо-Китая. Тогда тоже пошли работать штрейкбрехеры и солдаты. Так прежде чем начать погрузку, они раскачивались не меньше трех дней… Поэтому мне и кажется, что, если назначить демонстрацию на завтра и она провалится, это может принести больше вреда, чем пользы. А во вторник мы выступим вместе со всеми предприятиями, да к тому же у нас будет три дня на подготовку, так что мы сумеем нанести хороший удар и в самый подходящий момент…
Но все же, в конце концов, Анри удалось переубедить Робера. И не только его, но и Клебера, который после разговора с товарищами из Объединения был преисполнен самых радужных надежд. По его словам, после конца смены удастся организовать что-то грандиозное. Рабочие нанесут сегодня мощный удар, и это даст возможность выиграть день и отложить демонстрацию на понедельник. Таким образом, на подготовку осталось бы больше времени, о чем тут говорить. Но опять-таки — первый день Нового года тоже ничем не лучше воскресенья. Пожалуй, организовать демонстрацию будет даже труднее. Клебер предложил не принимать никакого решения до второй половины дня, а там уже назначить на завтра или на понедельник.
Анри исходил из того, что они должны быть готовы отразить любую атаку противника, даже самую непредвиденную. А что произошло сегодня утром? Их застали врасплох, хотя они и ждали этого события. Ведь попытка выгрузить пушку под рождество служила достаточным предостережением. Если бы все до конца хорошенько продумать, можно было бы сообразить, что раз теперь, под Новый год, спустя неделю, складываются такие же условия, как и под рождество, противник наверняка этим воспользуется. Они должны были все время быть начеку. Тем более, что со дня на день ждали прибытия американского парохода.
Сейчас Анри, конечно, не решился бы сказать, что думал об этом раньше. И однако такая мысль приходила ему в голову. Но так… мимоходом: мелькнула мысль, возникло смутное подозрение, которому он не придал значения, и все. Только теперь, с большим запозданием, стало ясно, насколько его подозрения были обоснованы. Другими словами, Анри тоже проявил беспечность. Он думал главным образом о препятствиях, на которые натолкнется противник: ни в воскресенье, ни в понедельник нет набора грузчиков. Нанять рабочих в эти дни — задача почти невыполнимая. Но Анри забыл о субботе — вот почему так все и получилось.
Задним умом все крепки. Но как бы там ни было, Анри не желает, чтобы их еще раз застигли врасплох. Предложение Робера имеет большой недостаток. Ведь даже если сегодня на пароходе все произойдет именно так, как он уверяет, — хотя гарантии нет никакой, но предположим, — все равно нельзя считать, что этим все будет разрешено.
— С Индо-Китаем ты прав… Но там было другое дело. А сейчас орудуют американцы. Это их пробный шар. На этот раз они лично заинтересованы в том, чтобы горючее было выгружено. История с Индо-Китаем их тоже касалась, но не так близко. Тогда они предоставили нашему правительству самому разбираться с нами — пусть, мол, расхлебывают. А теперь американцы занимаются этим сами, это точно. Уж они сделают все, что в их силах, чтобы первый пароход был разгружен. Бензин пробьет дорогу оружию и боеприпасам. Американцы пришпоривают наше правительство, убеждая его, что это предприятие поважнее Индо-Китая, и тут надо действовать энергичнее. Всякое может быть: не справятся охранники и солдаты — американцы бросят свою военную полицию, своих солдат. Правда, это маловероятно. Сил у них для этого еще недостаточно, и сейчас они явно выжидают. Но все может быть… Откуда нам знать? Лучше все предусмотреть заранее, иначе потом, когда они решат выступить, мы опять окажемся в дураках и снова будем рвать на себе волосы. С опозданием. Всегда с опозданием. Какая же тогда от нас польза, если мы вечно будем отставать, как плохой музыкант в оркестре?
Раз им так важно разгрузить свой пароход, продолжал размышлять Анри, то они найдут способ сделать это, даже если у них не будет ни одного докера. Заставят солдат, возможно, даже и американских. Ведь неизвестно, а вдруг они привезли с собой докеров? Шестьдесят человек — не бог весть что. А если
