— Очень может быть.
— А я боюсь, вдруг охранники воспользуются всеми событиями и опять сунутся сюда, — озабоченно сказала Жоржетта, — а у Франсины в это время и начнутся роды…
Соседки ушли, и теперь Полетта то и дело заглядывает в комнату.
— Не вставай. Я тебе дам кофе в постель, — говорит она Анри, как только тот открывает глаза.
— Скажите пожалуйста!
Вот и все, что она от него услышала. А Полетта предвкушала, какое он получит удовольствие от этой чашки, выпитой в постели. Ей так хотелось, чтобы он сочувствовал полное наслаждение, хоть на короткий миг. Но Анри рассеян, его голова уже чем-то занята.
Пока он пьет кофе — слишком торопливо, с точки зрения Полетты, — она присаживается на край кровати. Она уже забыла о своем намерении прилечь.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Полетта.
— О предстоящем дне, конечно.
Все ясно. И она даже не имеет права сказать ему о своем разочаровании. Она-то его понимает. А он, весь поглощенный своими заботами, быстро вскакивает с постели и начинает одеваться. Полетта тоже встает.
— Куда ты сейчас? — интересуется Полетта, подавив обиду. — Я думаю…
— В порт. Потом в секцию.
— …А я принаряжу детишек и оставлю их у Мари, она за ними присмотрит. Я обещала своему паршивому старику прийти убрать мясную, когда он закроет, в половине одиннадцатого или в одиннадцать.
— Он что, не будет сегодня торговать?
— Жадина, вот и остался без мяса. Уже вчера вечером он заметил, что у него не хватит, теперь решил достать на завтра.
— А у тебя есть мясо?
— Есть! И на завтра у меня приготовлен сюрприз.
Отец обещал кролика, надо за ним сходить сегодня вечером или завтра утром. К счастью, кролик уже будет без шкурки. Полетта никогда не могла сдирать шкурку с кроликов. Она содрогается от одного воспоминания о только что содранных, еще теплых шкурках, подвешенных за лапки на проволоке для белья в садике у отца, куда они по воскресеньям всей семьей отправляются завтракать… У отца штук двенадцать кроликов, и он все время ухаживает за ними: собирает им травку и достает всякий корм… Анри, конечно, если нужно, мог бы ободрать кролика, но у него другая беда — нет сноровки, опыта.
— Только завтра ты во что бы то ни стало должен прийти во-время, иначе весь праздничный обед сгорит на плите.
— Обязательно. Так приятно, когда можно пообедать всей семьей, вместе с детьми.
— Ты увидишь, какие детишки будут нарядные! Малышка так вытянулась, что пришлось сшить ей новое платьице.
Полетта стоит вплотную к Анри, и он берет ее лицо в свои ладони, немного сжимает ей рот и нежно целует.
— Что бы я делал без тебя…
— Дурачок ты.
Полетта прижимается к нему, берет его руку и трется о нее щекой.
— Раз ты завтра придешь к обеду, может, нам позвать и отца?
— Правильно, — говорит Анри.
Но мысли его уже далеко, и он сразу мрачнеет. Полетта хотела было отстраниться от него и выпустить его руку, но прижимает ее к себе еще сильнее. Отталкивает Полетту Анри. Хоть и мягко, но с некоторой досадой. Конечно, раздражение не относится к ней, но все же касается и ее. Праздники праздниками, а проклятый пароход здесь! И если ты хоть на минутку забываешь о нем, ты тут же начинаешь упрекать себя за это. Полетта говорит — завтра… Старика, конечно, надо пригласить, но сколько всего еще может произойти за это время…
— А как решено провести сегодняшнюю демонстрацию? — спрашивает Полетта, словно угадав его мысли.
— Это зависит от многого… От того, что предпримет враг, и от того, насколько мы будем сильны…
— А тебе как кажется?
— В этот раз мы всех подняли на ноги. Да и вообще у людей столько накипело на душе против американцев, против всего… Правда, надо учитывать, что сегодня воскресенье, и как все получится — сказать трудно. Но я верю в успех.
— Ну, а если демонстрация удастся, что вы решили предпринять?
— Там видно будет…
Но зачем ему скрывать от Полетты то, что ни для кого не является секретом?
— В этом случае… в случае, если сил у нас будет достаточно, мы пойдем к порту.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В секции
В помещение секции Анри пришел главным образом, чтобы повидать товарищей.
Он знает: все утро сюда будут заходить люди за последними известиями, за инструкциями или просто, как каждое воскресенье, за пачками «Юманите-диманш».
Первым пришел Поль. Он ночевал у почтальона Дидло.
— Ты один сюда добрался?
— Дорогу-то я знаю.
— Дидло мог бы тебя все-таки проводить.
— Он работает — у него утренняя почта. — И нагнувшись к сидящему за столом Анри, Поль с хитрецой добавляет: — Между нами, мне кажется, сегодняшнюю разноску он бы никому не уступил. Ведь его всюду ждут новогодние подарки.
— Все ясно! Но вот увидишь, он обязательно найдет минутку сюда заскочить. Да и во время разноски почты он делает большую работу, ты бы послушал, какие он проводит беседы!.. Не зря его назначили секретарем по пропаганде.
— Слушай, по дороге сюда я видел на какой-то маленькой площади рынок. Хорошо бы туда послать агитатора.
— Я и сам об этом думал. На площади с фонтаном?
— Да, да.
— Придут товарищи, и кого-нибудь пошлем. Да и не только туда.
— На паперть, например, — смеясь, предложил Поль.
— А что ты думаешь? Не нам туда идти, конечно, но вообще-то…
Эх, как же мы не подумали привлечь к нашей борьбе Дегана и всех участников движения за мир. Надо немедленно… Но в этот момент вошел Робер, и Анри забыл о своем намерении. Робер с ходу начал рассказывать о своих делах. Он только на минутку остановился, заметив, что Анри не один, поздоровался: «Здравствуй, здравствуй!» — пожал руки и продолжал:
— Ну, так я собрал вчера вечером свое бюро…
Другими словами, бюро профсоюза. Ладно. Хорошо, может быть, он наконец, решил взяться за ум.
— Ну, и что было?
— В кои веки явились все. В этом смысле — полный порядок. И собрание прошло организованно.
— А сочувствующие?
