— Куда ты отправляешься, когда вот так запросто уходишь?
— Никуда. Всюду. Я здесь с тобой. Остаюсь.
— Иногда, Дэйн, ты меня просто пугаешь.
— Почему?
— Потому что я никак не могу тебя понять. Ты никогда не останавливаешься. Мы встречаемся, занимаемся этим, и после мужчины обычно засыпают. А я слышу, как твой мозг продолжает работать.
— А почем тебе знать о других мужчинах? Со сколькими ты уже спала?
— Ты понимаешь, о чем я. Ты не можешь расслабиться.
— Я расслаблен.
— Нет. О чем ты все время думаешь?
— О том, что Таводи был прав. Девушкам нравится этим заниматься, но еще больше нравится об этом говорить.
— Почем тебе знать о девушках? Со сколькими из них ты спал?
— Ага!.. Ты быстро учишься спорить, Сисси.
— Всем женщинам известно, как это делается.
— Ага, это точно.
— Но почему же ты не можешь расслабиться, отдохнуть?
— Ты здесь совершенно ни при чем. Просто бывает так, что я не могу отвлечься. Не могу отключиться.
— О чем же ты думаешь? Эй, я тебя спрашиваю.
— О том, кто я такой, куда и зачем иду, что буду делать с колледжем. Иногда я размышляю о Старлайт и Таводи, и какое это счастье, что они у меня есть. Думаю о том, какой будет моя жизнь, куда забросит судьба.
— А о нас ты когда-нибудь думаешь?
— Я думал об этом тогда, в первый раз, у реки. Как сияли твои ноги, какая ты смуглая. Вспоминаю о том странном разговоре возле амбара твоих родителей. Тогда мне казалось, что я по-настоящему сроднился с тобой. Я помню все, чем мы с тобой занимались, Сисси.
— Но это просто воспоминания. А ты никогда не задумывался о будущем? Я имею в виду нашем будущем? Черт, как ты притих. Нет, оставь меня в покое, я хочу домой. Я иду домой…
День клонился к закату, апрель. В горах все еще прохладно. Завтра снова пропуск занятий. Старлайт это не понравится.
Он шел свободно, легко неся в руках «Яростного».
В кармане, вместе с рыболовными крючками и щепоткой соли, лежал старинный компас, который подарил ему Таводи: древняя штучка, сделанная в Колорадо в конце прошлого века. Дэйн нес с собой небольшой сверток — одеяло. Спальный мешок он оставил в хижине несколько дней назад. Вместо мокасин он надел старые ботинки, не рискуя проверять активность змей после зимней спячки. На коже уже имелась отметка укуса молодой гремучки — тварь, почитающаяся священной у аниюнвийя.
Дэйну нравились леса. Как он сможет когда-нибудь отсюда уехать? Если эта жизнь, действительно, бесконечна, то ему это по вкусу. Но это вряд ли. Он чувствовал, знал это. Потому что замечал Происходящие перемены: Таводи стареет и когда-нибудь умрет, Старлайт, увлеченная Натаном Бердом, вскоре выйдет замуж. Сам он, наверное, уедет учиться в колледж.
Дэйн замер, услышав справа впереди какой-то шорох.
Он стоял совсем тихо, прислушиваясь и подняв голову вверх, стараясь уловить какой-нибудь запах.
И снова шорох, скорее какое-то поскрипывание, словно перекручивали кожу. Затем Дэйн услышал, как лошадь споткнулась о камень, и мужской, грубый и низкий голос.
Снова шум.
Дэйн добрался до деревьев и опустился на землю, двигаясь ползком сквозь кустарник и прислушиваясь. Он увидел заворачивающую направо дорогу и с огромной осторожностью приподнялся, чтобы заглянуть налево.
Лошадь стояла у обочины и пощипывала травку. В седле сидел наездник: лицо его было отвернуто от Уайи. Он пил воду из фляги. Уайя разглядел грязнозеленые штаны, рубашку чуть посветлее, шляпу. Шериф. Что он здесь делает?
Ездок опустил флягу, закрутил крышечку и небрежно повесил ее на луку седла. Затем потянулся, и лошадь быстро подняла голову, взглянула на него и снова принялась жевать траву.
Уайя видел, как шериф спешился и закинул поводья на сук дерева. Затем сел и передвинул кобуру с пистолетом так, чтобы чувствовать себя удобно. Уайя ждал.
Прошло много времени — он видел, как шериф дважды нетерпеливо взглянул на часы, — когда Уайя услышал шум машины, заглушающий звон насекомых. Он услышал его раньше шерифа и передвинулся таким образом, чтобы его нельзя было заметить с дороги, если выезжать справа. Но шериф оставался в поле его зрения, и Уайя увидел, как он поднялся и отряхнул со штанов пыль.
Когда появился старый затрепанный «джип», Дэйн его сразу же узнал. Машина принадлежала Лаутонам. Он залег совсем тихо и подвинул «Яростного» так, чтобы в любой момент суметь прицелиться. О Лаутонах говорили много и никогда не говорили ничего хорошего.
«Джип» остановился, и братья выбрались наружу. Уайе казалось, что он может унюхать их, настолько они были близко. Старший был больше, грязнее и грознее и первым подошел к тому месту, где стоял шериф.
Уайя мог спокойно слышать их разговор.
— Шериф, — сказал старший.
— Вы опоздали, — ответил тот.
— Но мы здесь, — ответил старший, — так что давай поговорим.
— Главное не затягивать, — произнес шериф, — встречаться с вами в открытую небезопасно.
— Все ж таки лучше, чем в городе, — впервые открыл рот меньшой.
— К делу, — сказал шериф резко.
— У нас есть классный замес, который мы можем поставить. Куда хошь, — сказал старший. Младший Лаутон отошел в сторону и принялся мочиться в нескольких футах от шерифа. Тот взглянул на него с отвращением.
— Сколько вы хотите?
— Сколько тебе нужно? — переспросил старший.
— Галлонов пятьдесят сойдет?
— На здоровье, шериф. Плати, получай.
— Плата — по получении, — быстро сказал шериф. — Как обычно.
— Нет, сейчас, — сказал старший. Он сунул руку в карман, и шериф напряженно отпрянул. Старший ухмыльнулся и вытащил кусок жевательного табака. Младший подошел и стал внимательно наблюдать за ними.
— Половину — сейчас, половину — по получении, — отрезал шериф. — Я не таскаю на встречи с вами подобные суммы.
— Чертовски умно с твоей стороны, шериф, — сказал младший Лаутон, пронзая Шерифа холодными голубыми глазами. Старший откусил небольшую порцийку и предложил табак остальным. Шериф покачал головой. Младший вгрызся в кусок, помотал головой, отрывая порцию, а затем отдал табак старшему. Оба брата смотрели на шерифа. Молча.
— Давайте-ка заканчивать, — снова сказал шериф. Было видно, что Лаутоны нервируют его.
— Цена такая же, что раньше, — произнес шериф в пустоту.
— Нет, — сказал старший спокойно.
— Ты, что, Лаутон, стараешься высосать из меня больше бабок? — спросил шериф. Уайя видел, как по его шее поползла красная полоса.
— За галлон на двадцать центов больше, шериф. Как видишь, мы осведомлены, по какой цене ты толкаешь наше пойло. Так что цена на сей раз составит двести шестьдесят долларов. Хочешь — бери,
