у кровати жены.
Уснул только под утро.
Разбудил его скрип пружин. Хава с сонным недоумением уставилась на мужа.
— Что ты здесь сидишь? — спросила она ворчливо. — Вон солнце как высоко поднялось, с минуты на минуту придет заказчик…
Тут взгляд ее упал на его босые, покрытые землей ноги.
— Это еще что такое? — брови ее показали высшую степень изумления. Она попыталась подняться, но увидела, что и ее ноги тоже по щиколотку залеплены грязью. Хава растерянно уставилась на это безобразие, потом перевела взгляд на мужа.
— Не волнуйся, — сказал реб Фишер. — Просто ты, видимо, приболела. Ночью тебе стало плохо — я думаю, поднялась температура, — вот ты и выскочила на улицу…
— Я бегала на улицу в одной сорочке?! — возмущению Хавы не было предела. — Да ты рехнулся!
Арье Фишер виновато развел руками. Хава решительно встала с кровати и тут же снова села: ноги не держали ее.
— Ох… — слабым голосом сказала она. — Голова кружится…
Она опустилась на подушку и закрыла глаза.
Нервы Арье Фишера были на пределе, поэтому, когда раздался громкий и требовательный стук в дверь, он вылетел на крыльцо как был, в нижнем белье.
На пороге стоял яворицкий раввин Цви-Гирш Галичер. При виде портного — с всклокоченной бородой, безумными глазами, да в придачу еще и неодетого, рабби Галичер даже отступил на шаг.
— Что это с вами случилось, реб Арье? — изумленно спросил он.
Арье Фишер промычал что-то неразборчивое и чуть посторонился, пропуская раввина внутрь и оттесняя его в кухню.
— Арье, кто там? — спросила из спальни Хава.
— Это ко мне! — крикнул портной. — Извините, рабби Цви… — сказал он полушепотом. — Тут такое…
Спохватившись, он выскочил в свою каморку, кое-как оделся и вновь вернулся к раввину.
— Вас не было на утренней молитве, так я заволновался, может, что случилось, решил зайти, проведать, — говоря так, рабби Цви-Гирш пристально смотрел на Арье Фишера. Не выдержав, тот отвел взгляд. На протяжении по меньшей мере десяти лет он не пропустил ни одной утренней молитвы, приходил всегда затемно.
— Да-да… — пробормотал он. — Да-да…
— У вас действительно что-то произошло, — с нажимом произнес рабби Цви-Гирш. — Не мое дело вмешиваться в чужую жизнь, не хотите — не рассказывайте. Но может быть, вам нужна помощь?
Взглянув в темное морщинистое лицо раввина, казавшееся в обрамлении белоснежной бороды почти черным, портной решился.
— Я не знаю, что это было, — сказал он. — Рабби Цви, мне очень страшно, — оглянувшись на дверь спальни, он продолжил, понизив голос: — Похоже, у моей жены что-то не в порядке с головой, рабби, — для убедительности он постучал себя по лбу пальцем. — Сами судите: сегодня ночью она вдруг убежала из дому. Мне с трудом удалось ее вернуть! Сейчас она ничего не помнит. Говорит — голова кружится. У меня у самого все плывет перед глазами, — он махнул рукой. Добавил после паузы с робкой надеждой в голосе: — Есть такая болезнь — из-за влияния луны, говорят. Когда люди во сне начинают бродить. Вчера как раз было полнолуние.
— Убежала из дома? — удивленно переспросил Галичер. — Ночью? И ничего не помнит?
— В том-то и дело, рабби, — горячо зашептал реб Фишер. — Она бежала так быстро, что я едва-едва ее нагнал! Знали бы вы, где… — Шепот его упал до почти беззвучного. — На старом кладбище, рабби, что- то она там искала, уж не знаю что…
Брови раввина сдвинулись у переносицы.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, тоже понижая голос, — ну-ка, реб Фишер, расскажите подробнее. Что же это ее занесло на старое кладбище?
Путаясь и сбиваясь, портной рассказал о кошмарной сцене у развалин бет-тохора.
По мере рассказа лицо раввина мрачнело. Дослушав до конца, он глубоко задумался. Его суровый вид перепугал портного не меньше, чем воспоминание о ночном происшествии.
— Что? — тихо спросил он. — Что скажете, рабби?
Рабби Галичер покачал головой.
— Ох, боюсь, луна тут ни при чем, — ответил он хмуро. — Как бы не случилось с вашей женой куда большего несчастья, реб Арье. Вы можете рассказать, что было накануне? Вечером? Что-нибудь непривычное, странное?
— Накануне? — Арье Фишер немного подумал. — Да нет, вроде бы… Прогулялся по берегу, вернулся… — Ему не хотелось говорить о детских, как ему казалось, страхах, охвативших его у реки. — Да, поработал немного. Но недолго. У меня раскололся камень — я его приспособил под утюг, но нечаянно плеснул холодной воды, а он как раз был очень раскаленным…
Рабби Цви-Гирш рассеянно теребил бороду. Сказал:
— Мне нужно поговорить с Хавой. Она не спит?
Хава лежала на спине, натянув одеяло до подбородка, и потерянно смотрела в потолок.
Портной сказал нарочито бодрым голосом:
— Хава, тут рабби Цви-Гирш хочет пожелать тебе доброго здоровья.
Она скосила глаза на дверь и недовольно поморщилась. Словно не замечая этого, раввин приветливо поздоровался, пододвинул табуретку ближе к постели.
— Как вы себя чувствуете? — заботливо спросил он. — Что-нибудь болит?
— Ничего у меня не болит, — сердито ответила Хава. — Мужу какая-то чепуха приснилась, вот и болтает невесть что…
Раввин кивнул, словно соглашаясь с этой оценкой, после чего вытащил из кармана небольшую книгу.
— Хава, — сказал он, — молитвы и чтение псалмов часто помогают при недугах, хотя люди этим пренебрегают. Вот послушайте, — раввин перелистал несколько страниц. — Я вам прочитаю, а вы, если захотите, будете повторять за мной. Хорошо? — и не дожидаясь ответа, начал: — «Живущий под покровом Всевышнего в тени Всемогущего обитает…» — рабби Цви-Гирш взглянул на Хаву. — Что же вы, Хава? Повторяйте, вреда от этого не будет.
Арье Фишер отметил, что в голосе раввина при этом звучали старательно скрываемые, но вполне заметные нотки страха.
Хава поморщилась, но после минутного колебания все-таки повторила:
— Живущий под покровом Всевышнего в тени Всемогущего обитает…
— Скажу Господу: убежище мое и крепость моя — Бог мой, на которого полагаюсь я… — чуть громче произнес раввин.
— Полагаюсь я… — внезапно Хава резким движением выбила из рук раввина книгу. Лицо ее исказила жуткая гримаса. — Нет!! — закричала она. — Нет!.. Оставь меня… убирайся!.. — Она попыталась вскочить. Рабби Цви-Гирш и муж едва удержали ее в постели.
— Держите ее как можно крепче, — шепнул раввин портному, а сам, выпрямившись во весь рост и раскачиваясь, продолжил чтение звенящим от напряжения голосом:
— Ибо Он спасет тебя от сети птицелова, от мора гибельного. Крылом Своим Он укроет тебя и под крыльями Его найдешь убежище, щит и броня — верность Его…
Арье, изо всех сил прижимавший к кровати бившуюся в истерике жену, с ужасом смотрел, как по ее телу волнами проходят судороги, а на губах выступает розоватая пена. Видно было, что и рабби Галичер с трудом сохраняет спокойствие. Когда он дошел до конца и произнес: «Свидетельства Твои верны совершенно, святость подобает дому Твоему, Господи, вовеки», — лоб его усеяли крупные капли пота.
Женщина вдруг успокоилась. Измученное лицо обратилось к раввину. Она попыталась что-то сказать, но лишь чуть шевельнула запекшимися губами. В следующее мгновение глаза ее закатились, тело обмякло.
