Они ступили на лёд фиорда возле самого его устья. Воздух был студёным, терпким. Ветер не утихал. Сдавалось, он день-деньской дует во всех направлениях. С полярной стихией придётся считаться. Она такой же враг, как и фашисты, — могучий, жестокий, упрямый.
Ландшафт был пятнистый, весь испещрённый тенями и отблесками хаотичных ледяных фигур. Казалось, тучи надвигались со всех сторон. Рваные, кучевые, они щедро подсвечивались солнцем и подчёркивали игру света. Геометрически идеальные поверхности ледяных кристаллов то искрились сотнями бликов, то покрывались изысканно тонкой рябью разных оттенков, отливавших муаром.
Не удержавшись, Щербо остановился и смотрел, как над входом в фиорд солнечные лучи, продравшись сквозь тучи, прозрачными невесомыми колоннами упираются в тонкие силуэты причудливых льдин, будто отлитых из стекла и света.
«Красотища, чёрт подери... Словами не описать!.. А на самом деле — голубой ад — вот как можно назвать эту мёртвую красоту. И пусть кто-то попробует доказать мне обратное. Ледяными красотами нас не обдуришь».
Он до боли сжал челюсти. На льду необходимы осторожность и смелость. Осторожность — это неукоснительная самодисциплина и ответственность, а смелость — взвешенный, рассчитанный риск и скорость. Скорость потому, что лёд под тобой «дышит» и прогибается, ты как будто идёшь по натянутому брезенту и, когда чувствуешь, что можно пройти, не «нырнув», — надо идти. Тонкий лёд трещит, тебе хочется бежать во весь дух, но ты знаешь, что делать этого никак нельзя: за тобой следуют другие, а если ты повредишь лёд, мгновенно пойдут трещины, и кто-то непременно «нырнёт». Тем, кто идёт по льду впервые, усвоить это не так просто. Однако ребята, думаю, прочувствовали ситуацию и усвоили мои наставления. Ох, как нам сейчас нужна удача!..
Рюкзак хорошо лежит, плотно... В походе плохо уложенная ноша портит настроение, жмёт, выматывает нервы.
Солнце осталось слева и позади, оно медленно садилось. Прямо на глазах в горизонт вклинивался чёрный силуэт отдалённой скалы. А слева холодно мигнул бледный и страшный месяц. Он принёс лютую стужу, и они ощущали это с каждой минутой всё больше и больше. Час назад термометр показывал минус пять. Сколько же сейчас?..
Хаос ледяных торосов вблизи был теперь не столь красивым и казался скорее композицией, порождённой дьяволом. На некоторых участках переходы были изнурительны, ноги увязали по колено в насыщенной водой снежной каше, отчего ботинки промокли насквозь. Время от времени на их пути возникали отвесные уступы, узенькие разводья и разломы. Байда, который шёл первым, всё время прощупывал снег. Часто раздавались окрики: «Осторожно, вымоина!», «Разлом!», «Тяжёлый участок!» Трещины разинули свои зловещие пасти, подстерегая их на каждом шагу. И хотя в душах билось подсознательное желание поскорее миновать этот безжалостный район, идти приходилось медленно — не больше километра в час. Лыжи ежеминутно тонули или увязали в мокром снеге и глубоких лужах, укрывавших поверхность льда. «Шаг вправо... два влево» — этим ограничивалось их общение.
Щербо держался в середине цепи и переваривал пугающую, неожиданную мысль. Мысль, которая грозила разбить его миропонимание разведчика, его оптимистичную убеждённость в том, что успех и безопасность прежде всего зависят от мастерства: ума, опыта, смелой тактики, мужества... И вот теперь, когда у него позади такой долгий воинский путь, — путь солдата, разведчика, диверсанта, альпиниста, судьба вынуждает усомниться в самом себе и больше довериться удаче.
Остров пуст. Рядом ещё один, очень большой. Но до него ещё надо добраться. Район встречи с подлодкой забит торосами. Обратный путь отрезан. Путь по льду фиорда — единственная возможность добраться до Грунланна. Но впереди ещё незамёрзший пролив. Весёленькие перспективы! Тому, что сделали старшина со Смагой, просто цены нет, хороши б мы были без плавсредств! Плавника здесь даже на плохенький плот не наберётся, а нам надо аж три. А дальше? Ну, переправимся на соседний остров, а фрицев и там не окажется, что тогда? Грунланн в десятки раз больше, там с одной вершины весь остров не рассмотришь. Ещё двое суток заберёт. Вот это заданьице... В который раз он ощутил, как время яростно сжимает сердце, угрожая раздавить весь его запас оптимизма. «Стратеги хреновы! Водят пальцем по карте, а тут расхлёбывай — он не удержался от резкости по адресу штабистов. — Пасынки удачи — это мы. А ну, погоди сопли распускать, — прикрикнул он на себя. — Посмотри, Байда шагает — без малейшего сомнения. И старшина... Но им легче — у них есть командир, который и должен ломать голову».
Каждый следующий шаг давался с огромным трудом. Всё чаще встречались раскисшие участки, где «кисель» не держал. Ледовые поля темнели, а это означало, что толщина их предельно мала. Такой путь для группы с полной выкладкой по всем канонам невозможен. Но у них не было выбора, поскольку они не могли позволить себе роскошь отступления.
Щербо перебрался в голову цепи и замер перед тем, как сделать очередной шаг. Под лыжами месиво. Метров в двадцати впереди виднелся Пётр Чёрный. Рядом возился Валеев. Внезапно в поле зрения Щербы что-то неуловимо изменилось. Через миг он понял: исчез Чёрный, и тут же чёрным пятном над поверхностью вынырнула его голова.
— Чёрный провалился! — крикнул он Валееву, сбрасывая рюкзак, а затем рукавицы. Барахтаясь в ледяной каше, Чёрный с огромными усилиями освободился от рюкзака. Потом попробовал плыть, хотя работать руками в этой каше было очень тяжело.
— Держись! — крикнул Щербо.
Очень медленно Чёрный подплыл к краю полыньи. Ухватился за конец верёвки и начал так же медленно подтягиваться. Сорвался! И снова его скрюченные пальцы тянулись вверх, из рукавов стекала чёрная вода, ногти от напряжения побелели. Лёд трещал и ломался. Опять сорвался! Щербо упал на живот и схватил Чёрного за руку. Тут подоспел Валеев, и вдвоём они еле вытянули тонувшего из ледяной ловушки, а Ткачук с Гаральдом выловили его рюкзак и лыжные палки.
Пётр Чёрный стоял на морозе промокший насквозь, и его одежда стремительно превращалась в ледяной панцирь.
— Надо дойти. Сможешь? — заглянул ему в глаза Щербо.
— Мне не холодно, — едва раскрыл сведённые челюсти Чёрный.
До берега ещё с полкилометра. Полчаса — и он умрёт. Промедление может стоить ему жизни. Но раньше, чем мы пересечём фиорд, останавливаться нельзя. Никак нельзя!..
— Спирта!
Старшина быстро передал по цепочке флягу, и Назаров, стоявший рядом, влил изрядную порцию в рот Чёрного, у которого, казалось, даже глаза побелели от холода.
— Не дрейфь, Петя, сейчас доберёмся! И солнышко здесь не садится, замерзнуть не даст. Глянь, какой закат... розовый, словно задница у юного павиана... Теперь оно подниматься начнёт.
Щербо слышал, как приговаривал Назаров, делая полтавцу «массаж суставов», бил по спине, пытаясь сколоть ледяной панцирь. Вперёд! Быстре-ей!
Не иначе, злые духи перешли нам дорогу, разрази их гром. Ладно. По закону равновесия в будущем нам «светит» компенсация. А Чёрный? Щербо знал, что чрезмерные влажность, туман, а также слишком сильный ветер отнимают у тела тепло. Так же, между прочим, как и спирт, который может временно помочь. Не менее весомую роль играет и время пребывания на морозе. Это он хорошо усвоил прошлой зимой в заснеженных сопках провинции Финмарк. Терпеть холод изо дня в день, часами спать в снегу, раздеваться и одеваться на морозе, только дважды в сутки иметь возможность погреть руки над примусом — это серьёзно. И привыкнуть к этому невозможно. Можно только стойко сопротивляться. Это просто. Для этого надо приучить себя к тому, что холод — нормальное, неизменное, продолжительное явление. Но мокрый на морозе — это уже чересчур. Должны успеть!
Он снова переместился в голову вереницы и почти догнал Байду. Путь им опять перегородила небольшая гряда торосов. Его опыт подсказывал, что торошение возникает чаще всего в довольно узкой полосе, и преодолеть его можно. Необходимы только предельная внимательность, реакция, кошачья координация. Никакой суеты, спешки, ни одного неосмотрительного движения.
— Давай, Николай! У тебя хорошо получается, — он критически осмотрел утомлённую фигуру Байды.
