Для Паши обстановка в лагере сложилась невыносимая. Кое-кто из охраны недовольно косился на «путавшуюся под ногами русскую».
— Надо менять работу, — подсказал Паше Виктор Измайлов. — Оставаться опасно. К тебе там уже пригляделись.
Паша устроилась младшим кассиром банка, связанного с конторами оккупантов.
Но Савельева и ие подозревала, что за нею давно следит полицейский агент Леонид Козырь. Он догадывался, что она знает больше других, и надеялся получить за нее не только похвалу и деньги, но и нечто большее.
Располагая некоторыми, по его мнению, неопровержимыми фактами об антифашистской деятельности Паши Савельевой, Козырь пошел в гестапо, чтобы рассказать и посоветоваться, как действовать дальше. Дежурному Козырь объяснил, что хочет лично видеть шефа. Немец не понимал, какой именно шеф нужен назойливому посетителю.
Как раз в это время вошел в помещение Герберт. Завидев капитана, дежурный вытянулся в струнку и попросил переводчика выяснить, кто этот человек и чего ему надо. Капитан по-русски спросил Козыря:
— По какому делу? Кто вы такой?
— Господин офицер! — Сверкая блудливыми глазками, агент подбежал к переводчику. — Прошу извинить за беспокойство, но я хочу воспользоваться столь приятной встречей. Разрешите?
— Слушаю,— строго произнес офицер.
— Пожалуйста, коротенькое донесеньице. — Козырь дрожащей костлявой рукой вытащил из кармана аккуратно сложенную бумажку. — Вот здесь докладываю о подозрительном поведении одной «восточницы». Если изволите помнить, та самая, которая в канцелярии лагеря писарем была, а ныне — только подумайте! — работает кассиром в банке. Как говорят, щуку бросили в реку. Хе-хе-хе...
— Кто вам сказал? — спросил переводчик, уставившись на Козыря, отлично понимая, о ком идет речь.
— Что она кассир?
— Нет, что «щуку бросили в реку»!
— Хе-хе, я, господин офицер, тертый калач в таких делах! Еще при поляках этим делом... И всегда преуспевал... Начал, можно сказать, с самого детства... Хе-хе!..
Герберт о презрением смотрел на Козыря. «Какой омерзительный тип, — подумал оп. — Надо его проучить».
Переминаясь с, логи ла логу, Козырь ухмыльнулся и заверил, что сообщил лили, о цветочках, а ягодки — впереди. Он обязательно выследит, с кем якшается смазливая девчонка.
Не скрывая своего негодования, Герберт грубо сказал:
— Одни предположения нас не устраивают, как тебя...
— Козырь, господин офицер! Полицейский агент Леонид Козырь.
— Козырь! А вообще тебе следует знать — девушку устраивали на работу с нашего ведома. Так что...
— Извините, понимаю, — виноватым голосом несколько раз повторил Козырь, пятясь за порог.
— Бумажка на всякий случай останется у нас, а ты продолжай следить. — Герберт отвернулся. — Докладывать будешь лично мне.
— Хайль Гитлер! вдогонку уходящему Герберту прокричал незадачливый агент.
С чувством разочарования Козырь вышел на улицу. Он недоумевал: чем прогневил офицера? Хотел как лучше, а получилось... «Ох, и невезучий я!» — сетовал он на судьбу.
Подавленный и расстроенный, Козырь постоял немного на углу, отдышался и пошел вниз. По дороге он злобно посмотрел на вывеску банка. Его бесило, что там преспокойно работает та самая Савельева, из- за которой он, старательный агент полиции, сегодня оказался в таком дурацком положении перед гестаповцем. «Ничего, — утешал он себя, — доиграется!..»
А Паша сидела за кассовым окошком и между делом прислушивалась к болтовне посетителей. В ожидании денег они бесцеремонно рассказывали «пикантные» истории.
— Вчера офицер по надзору за лагерями Людвиг был в плохом настроении, — говорил круглоголовый. — За день прикончил двадцать военнопленных.
— Да. У лейтенанта нервы сдают, — сочувственно вставил другой.
Уморительную историю рассказал коллегам унтер среднего роста, с веснушчатым лицом. Он передал подробности прошедшей накануне шумной вечеринки, устроенной на квартире Курта. В самый разгар веселья полицейский привел молодушку. И фигурка, и глаза, и улыбка. Ну, такая, что даже самому хозяину приглянулась! Гм... А утром Курт не нашел своего пистолета.
— Вот те и молодушка! А?
— Ха-ха-ха.
— Не поймали? — одновременно задали вопрос несколько гитлеровцев.
— Ищи ветра в поле!
Офицеры долго хохотали.
К ним лисьей походкой приблизился хозяин ресторана.
— Кстати, — обратился к нему один из офицеров с тонкими светлыми усиками, — сегодня будь начеку. Придет Людвиг, он, как всегда, приведет с собой девочек. Понял? И любит порядок!
Хозяин ресторана раболепно кивнул. Возвратился в ресторан и приказал приготовить стол для взыскательного гостя. 7
Невольно подслушанные «новости» взвинтили нервы Паши. Она не могла забыть, как легко и бездушно гитлеровцы смакуют зверства Людвига. О нем она знала давно. О Людвиге не раз говорили и Виктор и Дунаева. Однажды даже обсуждали план его уничтожения. Так, может, это и есть самый удобный момент для расправы с палачом?
Оставшиеся минуты до конца рабочего дня показались Паше долгими часами. Ей хотелось поскорее увидеть друзей и рассказать все, что она узнала.
После работы Савельева поспешила в парк. В условленном месте встретилась с Виктором Измайловым и Николаем Громовым и передала подслушанный разговор о Людвиге.
— Варвары! Как их только земля держит!
— Если негодяй проживет лишний день, значит, погибнут еще десятки наших товарищей! — возмутился Виктор.
— Что же ты предлагаешь?
Вместо Виктора ответил Громов:
— Я стреляю отлично. Не промахнусь.
— Знаешь его в лицо?
— О, этого я с закрытыми глазами узнаю...
— Ия видела его в канцелярии лагеря! — вспомнила Паша. — Невысокий, с круглым лицом и глубоко сидящими глазами. Шатен. Я слышала, как начальник лагеря называл его Людвигом, когда они просматривали какой-то список узников, и приговаривал: «Не торопись, дружище, растяни удовольствие». Он появлялся еще раз или два. Выпало, как идет, настроение у работников канцелярии сразу портится. Все знали, какой он изверг.
— Раз и ты его знаешь в лицо — уже половина дела, — облегченно вздохнул Громов, — а вторую половину мы с Виктором берем на себя. Условились: операцию «Людвиг» выполняем втроем.
* * *
Вышли на полчаса раньше, чтобы успеть осмотреться. Вечерний Луцк выглядел печальным. В окнах мерцали слабые огоньки. Занавески были задернуты. Но где-то играл баян: кто-то все же веселился. В окне двухэтажного домика, обнесенного ажурной изгородью, стоял букет цветов.
Паша вздохнула:
— Цветы, музыка...
Громов по-братски нежно спросил:
— Не страшно тебе, Паша? Оно, конечно, неприятно убивать даже такого зверя, но ведь мы спасаем жизнь десяткам людей! К этим палачам у меня жалости нет! Сколько буду жить, никогда не забуду такую картину: рядом со мной в лагере лежал на земле паренек лет-двадцати., Артиллерист. Его лихорадило,
