поднялась температура, он бредил. Губы пересохли, слова не вымолвит. Разболелся он так, что на поверку мы его под руки приволокли. Когда выстроили колонну и крикнули: «Усти-менко!», он ответил шепотом. Его не услышали и при повторном оклике я сказал: «Устименко заболел». Тогда к нему подошел Людвиг, приставил дуло пистолета ко лбу и выстрелил. Раз, другой, третий... Нет, Паша, такое не забудешь! Не может быть у меня жалости к этим изуверам!
К ресторану вела дугообразная улица, упиравшаяся в широкую магистраль. Несколько домов, расположенных вблизи ресторана, были освещены электрическими фонарями. Вообще этот район считался неспокойным, жители привыкли к перебранке пьяных, перестрелке. Теперь тут постоянно патрулировала фельджандармерия. .
Громов, Савельева и Измайлов тщательно изучили обстановку. Виктор оставался на углу, Паша и Николай медленно прохаживались по улице в ожидании Людвига.
Ровно в восемь на углу показалась шумная компания. Паша пристально всмотрелась в приближавшихся и сразу отличила того, кого они ждали. Узнал его и Громов.
— Справа крайний, ведет под руку девушку в зеленом платье, — шепнула Паша дрожащими губами. Нико-гда раньше ей не приходилось участвовать в таком деле, и она волновалась.
— Он, — отозвался Г ромов. — Но их слишком много. Придется обождать.
Офицеры с девушками прошли в ресторан, а Людвиг что-то говорил патрулю, стоявшему по стойке «смирно».
— Быстро уходи к Виктору! — торопливо приказал Паше Николай. — Встретимся завтра в парке.
Паша мысленно пожелала благополучного исхода операции и повернула в обратную сторону. Громов направился к месту, где стоял ненавистный фашист. Как хоте-
лось Паше обернуться, посмотреть на отважного мстителя! Но этого нельзя было делать: могли обратить внимание.
Расстояние между Громовым и фашистами сокращалось. Вот их разделяет уже всего несколько шагов.
Николай четко расслышал, как Людвиг спросил, все ли понял жандарм. -Тот уже вытянул руку вперед да так и застыл в этой позе. Громов трижды выстрелил из пистолета: два раза в грудь Людвига, третий — в живот жандарму, а затем несколькими прыжками перескочил улицу и оказался в темном переулке. Тут он пересек двор, выбрался на противоположную сторону и уже спокойно, как ни в чем не бывало пошёл по центральной улице.
Поднялась паника. Многие выбежали из ресторана с пистолетами в руках и открыли беспорядочную стрельбу. Переулок и улица огласились окриками. Подбежал второй патруль, а вскоре подъехала машина с эсэсовцами. Но Громов и его товарищи были уже далеко,
КРАСНОЕ ЗНАМЯ
В двух километрах от восточной окраины Луцка по проселочной дороге медленно ехала подвода. На ней сидел пожилой рыжий ефрейтор и время от времени понукал лоснящегося жеребца:
— Но, красавец! Но-о!
Ефрейтор уже много лет работал в интендантском отделе, зарекомендовал себя исполнительным и дисциплинированным. Начальство относилось к нему с доверием, часто поощряло, ставило в пример другим. И если видели, что ефрейтор везет какой-нибудь груз, его не проверяли, а тех, кто ехал вместе с ним, не задерживали.
Это обстоятельство как нельзя лучше пригодилось в то раннее утро, когда на перекрестке ефрейтора встретил путник.
— Гутен таг! — громко приветствовал белокурый парень с вещевым мешком за плечом.
— Гутен таг, — искоса поглядел немец.
— С операции иду, красных бандитов били. Может, подвезете в город? Устал..,
Возница придержал лошадь,
— Кто такой?
— Полицейский.
— Луцкий?
— Да.
— Садись!
Алексей Абалмасов знал немецкий и всю дорогу без умолку болтал с ефрейтором.
— Слава богу, — угодничал он, — армия фюрера благополучно закрепилась на новых рубежах. Думается, теперь уже прочно.
— Скоро о солдатах фюрера заговорит весь мир, — заносчиво произнес ефрейтор.
— Дай бог!
На улице Шевченко «полицейский» поблагодарил возницу за услугу и дальше пошел пешком. А вечером он был уже у Савельевой и объяснил ей, что прибыл в Луцк по специальному заданию. Вместе с подпольщиками предстоит выполнить важное поручение...
— А пока надо временно устроиться на работу.
— Раз нужно, попробуем. — Паша задумалась. — Работу найти сейчас нелегко...
Выручила Анна Остапюк, уборщица гебитскомисса-риата. Она вспомнила, что туда недавно требовался дровосек.
— Пойдемте, авось повезет, — вызвалась Анна проводить партизана к гебитскомиссариату.
Все устроилось быстро. После недолгого опроса в канцелярии его временно приняли на работу: пилить и колоть дрова.
Собрав необходимую информацию, связной партизанского отряда Прокошока — Алексей Абалмасов приготовился в обратный путь. Он сожалел, что не успел поднять знамя над городом.
— Не успел... — огорчился Абалмасов. — Думаю, вы сами это сделаете, друзья. Хорошо бы водрузить его на здании гебитскомиссариата, и как можно скорее. Пусть все знают, что подполье живет, что советские люди не мирятся с оккупацией.
Паша взяла свернутое красное полотнище и невольно вспомнила свою первую комсомольскую весну. На первомайскую демонстрацию она вышла тогда со школьным знаменем в руках. Ее то и дело останавливали куда бе-
жишь? А как было не рваться вперед... Крепко держа в руках древко с развевающимся на ветру алым полотнищем, она представляла себя то на парижских баррикадах, то на Красной Пресне, а то вдруг рядом с Чапаем, скачущим на коне. Мать тогда говорила, что Паша похудела за один день. А она не спала почти всю первомайскую ночь, хотя от усталости ног не чуяла под собой.
Красное знамя! Как много оно значило в ее жизни п в жизни всех советских людей. Сколько раз бывало, когда в самые трудные минуты оно, появляясь над полем боя, воодушевляло воинов, прибавляло им силы в борьбе с врагом. А если знаменосец, сраженный пулей, падал, то всегда кто-то другой подхватывал -древко с алым полотнищем й золотистой пятиконечной звездой и устремлялся вперед.
И вот оно, красное знамя, в ее руках. Паша почувствовала себя знаменосцем в нелегкой борьбе, выпавшей на ее долю. Спрятав драгоценную ношу, она пошла домой решительно, быстро.
...Окрашенное охрой двухэтажное здание гебитскомиссариата в лучах заходящего солнца казалось позолоченным. Проходившие мимо Громов, Измайлов и Савельева замедлили шаг и подняли вверх головы. Ветер трепал на мачте фашистский флаг.
— Высоко! — шепотом сказал Громов.
Медленно шли по скверу. Солнце за день согрело землю. В воздухе повисла невидимая испарина. В сквере пахло разомлевшими за день цветами.
— Какой чудесный аромат! — восторгалась Паша. — Вы разве не чувствуете? — обратилась она к Громову.— Это душистый горошек. А это резеда...
Паша очень любила цветы. В детстве она разводила их в квартире. И так этим увлеклась, что отец однажды спросил, не перекочуют ли цветочные горшки на его подушку. Однако сказал это беззлобно, шутя.
