метров попасть в голову человека. Он получил порцию «любви», сексуальное напряжение прошло, и теперь его рука не дрогнет. Он влепит пулю в самое яблочко. Но в этот раз он не получил от Орсони точных указаний. Его просто попросили остаться в Гамбе до возвращения Артюра.
Решение было за Артюром. Редко случалось, чтобы Артюр полностью не доверял Орсони. Но тем не менее была привилегия, которую он оставлял за собой: показать «крестному отцу» что шефом, в конце концов, остается он, Артюр. Таким образом, вернувшись из поездки за границу, Артюр встретил Ангела в своем салоне в Гамбе. Прежде чем отправить его на задание, он горячо пожал ему руку. Ангел казался очень довольным. Задача была не из трудных. Он даже выразил удивление ее легкостью. Но Артюр был непреклонен. Он собственноручно вручил ему холодное, очень острое оружие и пару толстых замшевых перчаток, прекрасно прилегающих к ручке ножа. Ангел, разумеется, не задал ни одного вопроса. Если так нужно было заказчику — такому приятному, изысканному, настоящему джентльмену, — так он и сделает. За все хорошо заплачено, в частности, и за «Серебряную башню», и услуги амазонки.
Была ночь, когда такси высадило любовников на маленькой улочке Карм. Ориан захотелось немного размять ноги, и они направились в сторону Пантеона, окруженного голубоватым ореолом подсветки. Они держались за руки и тихо разговаривали. Ладзано еще раз поблагодарил Ориан за то, что они есть; молодая женщина ответила ему тем же, добавив, как она счастлива и как ей повезло в жизни.
— Я должен уехать вечером. Завтра, обещаю, у тебя будут документы. Я скажу тебе, где я их спрятал. Они в безопасности, можешь быть спокойна.
Обратно они пошли быстрее. Становилось прохладно, а Ориан была легко одета. Ангелу нужно было подождать, пока Ладзано останется один. Но помнил он и слова Артюра: «Если он с женщиной (Артюр знал, о какой женщине речь), просто напугайте ее, это вы умеете».
Ангел натянул на голову чулок с прорезями для глаз. Надев сверху шляпу, он наглухо застегнул молнию своей куртки и сунул руки в карманы. Подкладка в правом кармане была продырявлена, чтобы оставалось место для острого кончика ножа. Когда он, втянув живот и опустив голову, приблизился к паре, Ладзано и Ориан как раз говорили друг другу «до свидания», не подозревая, что лучше подошло бы слово «прощай». Ангел с дьявольской точностью вонзил нож прямо в сердце. Ладзано молча рухнул, настолько быстрым и сильным оказался удар. Ориан издала вопль: нож с перламутровой рукояткой только что пронзил сердце ее возлюбленного. Ангел уже исчез на своем мотоцикле, стоявшем поблизости с работающим на малых оборотах двигателем. Когда прибыла полиция, Ладзано лежал в луже крови. Ориан запомнила проклятый нож, который врач вытащил из груди убитого. Полицейский в пластиковых перчатках положил его в стерильную коробочку.
— Странное оружие, — заметил он, осматривая белую перламутровую рукоятку необычной толщины и двустороннее лезвие.
— Действительно любопытно, — сказал врач, — Похоже на морской нож. Видите ли, такими ножами пользуются при разделке рыбы.
Ориан потеряла сознание.
50
— Она открыла глаза, — облегченно произнес чей-то голос. — Пусть приходит в сознание.
Второй голос был знаком — такой мягкий и твердый одновременно, властный и отеческий, теплый и уверенный. Ориан необходимо было услышать его после этого сна, длившегося, кажется, вечность, если не всю жизнь. Ей нужно было выбираться из бессознательности, чтобы вновь испытать боль. Но пусть эта боль будет не такой острой, а немного смягченной этим голосом. Игла в вене, соединенная трубочкой с перевернутым пузатым флаконом. Очевидно, снотворное позволило ей уснуть, притупив последствия поразившего ее шока. Тело не пострадало; но душа и сердце были мертвы.
Голос принадлежал Гайяру. Хотелось задать простой вопрос; «Где я?» — но слова остались на губах. Глаза привыкли к полумраку. Мало-помалу она узнавала интерьер: мебель гостиной, стол ее отца, сделанный одним краснодеревщиком в Лиможе, обеденный стол в столовой, который всегда казался слишком большим для одинокой женщины, к тому же-редко принимавшей гостей.
— Какой сегодня день? — наконец проговорила она.
Рядом с ней стояла незнакомая женщина. Ориан нахмурилась.
— Меня зовут Элен, я ваша сиделка, мадам. Все хорошо. Вам просто необходим отдых.
Ориан посмотрела на начальника.
— Это произошло вчера вечером, — произнес тот, предпочитая играть в открытую.
Она больше ничего не спросила. Ориан все видела своими глазами, никакого чуда не могло случиться. Ее положили на диване в гостиной. Кто-то раздел ее, надел ночную рубашку. «Сиделка, наверное», — подумала она.
— Я попросил полицейского, которому поручили расследование, оставить вас в покое на два-три дня, — продолжил Гайяр. — Так что советую вам хорошенько отдохнуть. Врач в любое время может вмешаться. Кстати, позволю себе сказать: бросьте заниматься этим делом Леклерка, Ориан. Оно кажется мне очень опасным. Ко всему прочему, оно не в вашей компетенции. Вы понимаете, что я хочу сказать…
Говорил он, не повышая тона, со знакомой ей благожелательностью. Но за этой мягкостью она чувствовала строгость. Кто говорил о ее «непрофессиональной непригодности», хотя она работала со своими досье и занималась вопросами, которые входили в компетенцию «Финансовой галереи»?
Шеф предварил этот вопрос, будто угадал ее мысли.
— Маршан выразил свое беспокойство. Полагаю, он искренен. По его мнению, это досье плохо пахнет. Случившееся — подтверждение тому. Я знаю, что супруги Леклерк были вашими друзьями. Но они не просили бы вас рисковать жизнью, чтобы раскрыть касающееся их дело, вы так не считаете?
Ориан так не считала. Заскучав, она отвела взгляд. Ей не хотелось больше видеть своего шефа, не могла она смотреть и на китайскую капельницу, перемешивающую ее кровь. Она закрыла глаза и увидела лицо Ладзано: улыбающееся, спокойное лицо. Он смотрел на нее с какой-то настойчивостью и немного насмешливо, что-то говорил — губы шевелились, но она не могла слышать его слова. Он что-нибудь сказал ей перед смертью? Нет, ничего, она была в этом уверена. Но документы? Эти неоспоримые улики, из-за которых уже убили троих близких ей людей? Ориан почувствовала, как к горлу подступают слезы, но горло сжалось — то ли от ярости, то ли от горя.
Несколько приободренный, Гайяр собрался покинуть ее квартиру. Он знал, что Ориан слышала все, что он говорил, или почти все. После случившегося она поостережется играть в правосудие с противником, который казался намного сильнее, организованнее ее и не знал страха. Когда он подошел к двери, Ориан приподнялась на локтях и бросила вслед:
— Пора приставлять ко мне телохранителей, вы так не думаете?
Старый следователь вздрогнул.
— Телохранителей? Но зачем? Дело затухнет, если вы от него откажетесь. Занимайтесь-ка лучше своими высокопоставленными мошенниками, которые грабят государство, это менее рискованно и более благородно, поверьте мне.
Ориан уставилась в потолок. Она хотела бы, чтобы, сиделка вытащила из нее иглу, убрала жидкость — витамины, как ранее уточнила Элен, — но та уже вышла из комнаты.
— Не рассчитывайте на меня, я не разрешу продолжать. Я пока в порядке, голова моя на плечах, и я чувствую, что недалеко то время, когда веские доказательства сами всплывут.
— Но против кого, о боги! — разгорячилась Ориан. К ней вернулся ее обычный цвет лица. Кровь вновь циркулировала в ней. — Честно говоря, не знаю, против кого, — продолжила она, — но я это узнаю, можете поверить.
— Тогда держите меня в курсе своих действий, — потребовал Гайяр. — Сообщайте мне обо всем, прошу вас. Это дело не входит в ваши обязанности. Вам известна инструкция?
От шефа не укрылось замешательство Ориан.
— Я буду держать вас в курсе, — наконец ответила она. — Но при одном условии.
