сказал его начальник, подписывая приказ об отпуске и чек на первую неделю пребывания в клинике.
Эту неделю Ориан провела одна в затемненной палате, пребывая во сне около двадцати часов в сутки. В середине дня ей ненадолго возвращали сознание. Она принимала легкую пищу, чуточку приводила себя в порядок. Подле нее находилась медсестра, которая ободряла ее, объясняя, что та сильно переутомилась, дошла до изнеможения, и восстановить силы можно только во сне. Ориан слушала и, не подавая виду, запоминала каждое слово. Она ничего не говорила, а лишь смотрела на медсестру, изредка улыбаясь. Затем после новой, хорошо рассчитайной дозы снотворного, она опять засыпала и видела сны, которые принадлежали только ей.
Через неделю, в один из солнечный дней — хотя солнце лишь угадывалось за жалюзи, пропускавшими слабый свет, — Ориан поинтересовалась, какое сегодня число.
— Четырнадцатое сентября, — ответила медсестра, с удовлетворением отметив спокойное, отдохнувшее лицо, немного опухшее от долгого сна.
— Четырнадцатое сентября! — с неожиданной живостью воскликнула Ориан. — Значит я здесь уже…
— …целую неделю. И вам стало гораздо лучше. Думаю, начиная с завтрашнего дня вы ненадолго сможете выходить в парк.
— В парк?
Медсестра открыла жалюзи. И тотчас в глаза бросилась нежная зелень ухоженных лужаек, темная зелень деревьев, закрывающих решетчатую ограду. Приподнявшись на локтях, Ориан заметила кусочек водоема, цветочные клумбы, засаженные в основном синим садовым вьюнком, в изобилии росшим когда-то в саду ее отца, в Лиможе. Она сразу почувствовала себя уютно в этом месте, совсем не похожем на больницу. Спросила, не приходил ли кто к ней.
— Нет, — отрезала медсестра. — Звонков было много, особенно от коллег, но посещения временно запрещены. Фамилии звонивших записаны на коммутаторе. Попозже я вам принесу список. А пока — спать. Завтра увидимся. Приятных вам сновидений.
Итак, началась вторая неделя пребывания Ориан в клинике «Ибис». Вид зеленого парка ассоциировался у нее с последней виденной ею картиной, которая произвела на нее большое впечатление перед наступлением недомогания: снимок в «Пари-матч», где запечатлен труп государственного советника Урсула дю Морье на зеленой траве поля для гольфа.
На следующий день, как и было обещано, медсестра принесла ей список звонивших. Несколько раз о ее здоровье справлялся Гайяр, но в клинике не появлялся, соблюдая указания доктора Жирара. Главный врач этой больницы, Эрик Жирар, с недоверием относился к посещениям. Случалось, что многие пациенты снова заболевали после того, как превращали свои палаты в модные салоны, и им вновь приходилось набираться сил. Режим посещений больных был очень строгим. Звонил Ле Бальк и еще один коллега из ее бригады. Она испытала разочарование, не увидев в списке Эдгара Пенсона, но он, возможно, не знал, где она находится. А если бы и знал, то не рискнул бы оставить свою фамилию.
— Звонил еще кто-то, но не назвал себя, — сказала медсестра, будто угадавшая ее мысли.
— Мужчина?
— Да, полагаю.
Медсестру звали Дельфина. Была она молода: лет двадцати пяти. Ориан нравились ее мягкость и профессионализм. Она всегда уверенно находила вены, и после ее уколов не оставалось синяков. Дельфина, казалось, восхищалась следователем, однако воздерживалась от малейших вопросов о ее работе.
Потребовалось несколько дней, чтобы Ориан смогла восстановить драматические часы, предшествующие потере сознания на улице Хелдер. Однако последний час начисто выпал из памяти. Гайяр передал ей книгу, которую нашел у нее дома, на столике у изголовья кровати. Это были произведения Артюра Рембо с комментариями, дополненные подробными биографическими сведениями. После своего визита к Артюру в Гамбе, пробудившего в ней интерес к этому поэту, Ориан купила ее на развалах букинистов на набережной Сены. Книга, похоже, была издана давно: красивая, красная, с позолотой, обложка делала ее теплой и уютной, напоминая старое кожаное кресло впитавшее в себя тепло камина. В первые дни Ориан не брала книгу с собой в парк, так как Дельфина не отходила от нее. Медсестра усаживала ее в кресло-каталку и возила по дорожкам парка. Несмотря на протесты, Ориан не дозволялось ни двигаться на своем сиденье, ни съезжать на траву.
— Все в свое время, — добродушно ворчала Дельфина, — Вам еще рановато носиться по Парижу!
Ориан оставалось лишь подремывать, подставляя лицо солнцу и ласковому, теплому ветерку, напоминавшим ей детство.
В один из послеполуденных часов Дельфина поставила кресло-каталку в тени плакучей ивы в нескольких метрах от небольшого пруда. Неподалеку находилась другая женщина, сидевшая в таком же кресле, которое она передвигала сама. Ориан заметила, что ни одна медсестра не следила за ней. Она обратила на это внимание своей сиделки.
— Я предпочла бы скорее уж быть на вашем месте, чем на ее, — тихо произнесла Дельфина.
— Почему же? — спросила заинтересованная Ориан.
— Не стоило бы мне вам говорить, но если вы пообещаете молчать… Доктор Жирар не любит, когда рассказывают о других больных. Анонимность здесь — основное правило. Впрочем, я и сама толком ничего о ней не знаю. Известно только, что зовут ее Диана, муж ее — какой-то политический деятель, довольно влиятельный. Он ни разу не пришел к ней. И это за полгода, что она находится у нас!
— Да, это видно по ее лицу… Такое печальное! — поддержала Ориан.
Дельфина приподняла голову.
— Да. Но думаю, она недавно получила более сильный удар. Каждый день к ней приходил ее друг. Доктор Жирар сделал исключение для этого обаятельного мужчины, который всегда появлялся с цветами и приветливыми словами. Когда он уходил, она казалась преображенной.
— Он тоже бросил ее?
Медсестра колебалась. Она огляделась. Диана спала, седые волосы упали ей на лицо.
— Только молчок, никому ни слова. Вы все-таки следователь. Представьте себе, этого господина не видно уже больше недели. У нас здесь поговаривают, что он умер.
— Сердечный приступ?
— Хуже, — прошептала Дельфина, — Его убили. А Диана не выздоравливает. Да и оправится ли она когда-нибудь? Всякий раз, когда моя коллега стучится к ней, та спрашивает; «Это ты, Урсул?» Его так звали, надо полагать.
Внимание Ориан вдруг сосредоточилось на несчастной, дремлющей в своем кресле на колесах.
— Вначале нам было смешно, — продолжила Дельфина, — но теперь нам ее жалко; недостает нам ее Урсула.
— Поехали назад, — неожиданно попросила Ориан.
— Вы устали? — удивилась медсестра.
— Да, и хотелось бы отдохнуть.
Дельфина исполнила просьбу, но на следующие три дня она отменила послеобеденные прогулки. Ей пришлось сожалеть о том, что рассказала о бедной Диане. «Ну и дура же я!» — ругала она себя, боясь, что вызвала в Ориан страх одиночества. Однако легкий рецидив длился недолго. В начале следующей недели Ориан чувствовала себя бодрее.
Отдохнувшая, спокойная, она потребовала возобновить прогулки.
— Но в этот раз не к выздоравливающим. Отвезите меня туда, — сказала она, показывая Дельфине на белую скамейку в глубине парка, на прогалинке.
— На «скамью пробуждения»? — удивилась медсестра.
— Я и не знала, что она так называется, но мне хочется на ней посидеть, — настаивала Ориан.
— Ничего вам не обещаю. Надо спросить разрешения у доктора Жирара.
На другой день просьбу Ориан удовлетворили.
— Вам повезло, — весело сказала ей медсестра. — Сразу видно, что у нас вы не задержитесь. Вы можете посидеть два часа. И даже совсем одна. А мне сегодня надо заниматься с Дианой. Моя коллега
