слеза.
- Лара, не надо! – наклонился к ней Арефьев.
- Ах, простите, – уткнувшись носом в кружевной платок, сказала Турусова. - Слушаю вас, спрашивайте.
- Вы ничего странного в поведении Анастасии Дмитриевны за последнее время не замечали? Может она с кем-нибудь тайно встречалась или переписывалась?
- Нет, ничего особенного не припоминаю. Всё было как всегда. Одну мы её редко куда отпускаем и всегда знаем, где она и с кем. В последнее время, возможно, была чуть бо;льшая суета из-за предстоящей свадьбы. Знаете, приданое надо было купить, приглашения сделать, свадебное платье заказать. А что касается её переписки… Почта, которая к нам приходит, складывается в вестибюле на китайском столике для визиток и все домашние сами забирают свою корреспонденцию. Никаких писем для Насти я не видела, кроме записок с цветами от жениха. А, впрочем, надо спросить у горничной – может она что-то видела и знает.
- А что жених? – обратился Вильям Яковлевич к обоим родственникам. – Как вы ему объясняете отсутствие невесты?
- На наше счастье он в отъезде по делам, в Петербурге. Вернется к субботе, через четыре дня. Очень надеемся до его приезда найти Настю, – ответил Николай Матвеевич.
- Хм. Вы хотите, чтобы я нашёл девушку за четыре дня?
- Десять тысяч рублей за достоверную информацию о её местопребывании. Еще столько же, если за эти четыре дня она будет дома, – срывающимся голосом проговорил Арефьев.
- А в случае смерти?
Турусова судорожно всхлипнула.
- В любом случае я хочу знать, где моя племянница и что произошло. Но, я полагаю, что всё это крайности. Здесь какое-то недоразумение, девичий каприз – не больше.
- Лариса Аркадьевна, в чём была одета Анастасия Дмитриевна, когда уезжала в церковь? Не было ли при ней в тот день чего-либо лишнего? Саквояжа, например?
- Нет. В руках у неё ничего не было. Я проводила её до входной двери: мы обсуждали меню свадебного обеда. Она была в тёмно-синем платье, суконной накидке с норковой опушкой. На ногах - замшевые серые ботики . На голове – синяя бархатная шляпка с серым пёрышком.
- На ней были какие-нибудь драгоценности?
- Только жемчужные золотые серьги. Колец она не любит.
- Сколько могут стоить такие серьги?
- Они были куплены ей к последнему Рождеству и стоили сто восемьдесят рублей, – ответил Арефьев.
- А деньги у нее с собой были?
- Только мелочь для подаяния, - покачал головой Арефьев. - Я сразу проверил: все деньги в её шкатулке оказались на месте.
- Теперь позовите горничную, – попросил Собакин.
- Если я больше не нужна, - Турусова встала, – то хотела бы удалиться, - она повернулась к сыщикам. - Надеюсь на вашу помощь, господа. Наташу я вам сейчас пришлю.
Вошла опрятная молоденькая девушка в белом переднике и наколке. Поздоровалась, косясь на хозяина.
- Милая, ты ничего необычного не замечала за своей хозяйкой в последнее время? Например, взволнованность, тревогу, раздражение?
- Замечала, господин хороший. Я всё время замечаю за Настасьей Дмитривной взволнованность и раздражение. Завсегда это у них бывает.
Покраснев, Николай Матвеевич ввернул:
- Это она имеет в виду э… сложный характер племянницы.
- Да уж, ваша правда, барин. У барышни – характер, – продолжала горничная. – Чуть что не по ней…
- Извини, милая, - перебил её сыщик, – за последнее время что-нибудь было необычное в её поведении?
- Я не знаю. Со мной они не говорят ни о чём. Я делаю свою работу: приберу, подам что велят, причешу, когда надо и всё.
- А в комнате барышни всё на месте с тех пор, как её нет?
- Рыться в чужом мы не приучены, а так, по виду, вроде бы всё на местах.
- Какие письма получала твоя хозяйка в последнее время?
- Не знаю я никаких писем. Последнее время цветных букетов и корзин приносят много. Это от ихнего жениха. Умучаешься с ними возиться. И не жалко им по холодной поре такие деньги на траву переводить!
- Откуда знаете, что букеты от жениха?
- Так в них всегда его карточка вставлена с золотым уголком и написано чтой-то красными чернилами. Такая у них манера. А боле ничего не знаю.
Следующим пригласили кучера. Вошел небольшой, жилистый мужичок, с обветренным и уже загорелым лицом, на первом весеннем солнце.
- Здравия желаю, – сказал он, теребя мятый картуз в больших узловатых руках.
- Скажи, Онисим, - начал Собакин. – Куда ты возил барышню в последнее время и с кем?
- Везде возил, куда надо было. На Кузнецкий, по разным магазинам, почитай, каждый день. На Варварку возил, в Гостиный двор, к господину Мелецкому на Поварскую. Ещё на прогулку возил их в Нескучный сад и с женихом в Петровский театр .
- А в монастырь?
- В Страстной они всегда одни ездиют. Там барышня сходится со своей тётушкой – Анной Матвевной, и они уже вместе идут на службу. Недавно вот на Пасху возил туда всех: и Николая Матвеича, и Ларису Аркадьну, и Настасью Дмитривну, – рассказывал кучер.
- А позавчера как было дело?
- Обныкновенно: сели – поехали. У монастыря, на площади я встал, как обычно, справа, где проезда меньше, чтоб не затолкали. Барышни ушли-с, а мы, значит, с Захаром, кучером Анны Матвевны, остались ждать.
- Что ж так и сидели два часа?
- Почему «сидели»? Мальчонке знакомому из скобяной лавки, Антипке, гривенник дали, чтоб за экипажами приглядел, а сами пошли в трактир. Он рядом совсем, в начале Малой Дмитровки. Посидели, чаю попили с сушками. Это не впервой, а завсегда так бывает. Нам на это от хозяев разрешение дадено. Как стали вызванивать конец службы – мы вернулись назад. Вскорости Анна Матвевна вышли и Захар её увёз, а я ещё с полчаса сидел. Ну а потом уж, пошёл узнать, в чём задержка.
- А почему сразу не пошёл?
-Так они говорили, что к батюшке едут, а поговорить можно только опосля службы. Подумал, может, заговорились.
- Что дальше было?
- Зашёл я в соборную церковь, а там уж и нет никого. Пошёл искать отца Феогноста. Сестрички мне сказали, что он в трапезной. Христа ради, через послушницу, добился архимандрита. Так мол и так – куда- то запропастилась Настасья Дмитривна. А он сказал, что ничего не знает, и после службы она к нему не подходила. Я туда – сюда побегал и бросился домой докладывать хозяину. Вот и всё.
- Хорошо, иди. Ежели, что вспомнишь ещё, тебе скажут, как меня найти, – сказал сыщик. – А теперь мне хотелось бы взглянуть на комнату Анастасии Дмитриевны.
Это была не одна, а три, соединённые между собой, комнаты: гостиная, спальня и туалетная.
Везде хороший вкус, достаток и идеальный порядок. Много, уже подвявших, букетов. После тщательного осмотра личного бюро, кроме нежных записок от жениха, рекламных объявлений французских товаров и альбома с коллекцией праздничных открыток, ничего не было. Не нашли даже традиционного для этого возраста девичьего дневника.
