избегают слова «дача». Заменяют его на более привычное - дом. Так и говорят: «Наш дом в деревне. Он достался им от родителей вместе с заветом жить по совести, зла не помнить, на добро не скупиться. Дом старый, с большим подворьем, а подворье требует рук и времени. Поэтому все выходные, все праздники они проводят здесь. Наверное, поэтому, когда Виктор был маленький, появилась родительская хитрость: в день его рождения - не за городской стол с пирогом и свечами, а сюда, в деревню - сажать дерево».
Сколько тебе годков? - спрашивали родители.
В ответ — четыре сложенных вместе пальчика.
А теперь давай считать деревья.
Тоненьких вишнёвых кустиков тоже оказывалось четыре. Потом пять, потом десять, четырнадцать, восемнадцать.
Мы рассматриваем альбом с фотокарточками. Вернее фотокарточки, наспех собранные в альбом.
Обычное дело: до порядка в семейных альбомах редко у кого из нас доходят руки. Всегда есть дела поважнее, понеотложнее. А всё равно, пришел гость - неловко. И наготове обычная фраза: «Надо бы время выбрать...» Ольга Николаевна тоже произносит эту фразу. Садимся рядышком. Вот они с мужем на юге.
Вот голенький большеголовый карапуз — Виктор. Вот ему семь лет, он первоклассник. Вот десять, вот восемнадцать...
Мы закрываем альбом и молчим. Два года назад Виктор погиб. Были проводы в армию — бестолковые, шумные. Были письма. Была поездка к сыну в часть под Кострому. Фото осталось — сидят на скамейке вдвоём - мама с сыном. Солнце заставляет их жмуриться, они смеются, они очень друг на друга похожи. Не ошибёшься - точно мать с сыном. А через неделю после этого... Сын ни на что не жаловался, всё шутил, что он, как бык, здоровый. Переживёт всех, вместе взятых. Но вот сердечный приступ, одышка, потеря сознания... Не выдержало сердце.
Пришла телеграмма. От чёрных букв померк белый свет. Есть ли слова, способные передать состояние матери, потерявшей единственного сына? Есть ли слова, способные передать жуть ночи и ненавистную синеву рассвета, когда надо вставать, идти. Надо жить. А жить как? И не хочется...
Зачем ворошить прошлое? Зачем бередить начавшую понемногу затягиваться рану? Зачем вообще вспоминать об этом, что это даст? Лавина вопросов не со стороны. Моя собственная лавина... Помню маленькую деревеньку в Вологодской области, где довелось давно, ещё в школьные годы, провести летние каникулы. По домам ходила красивая женщина в чёрном платке и клянчила продукты якобы для посылки сыну. Женщина лишилась рассудка, схоронив единственную свою кровиночку. Теперь она собирала ему посылки в какой-то далеким город и грозилась уехать сама. Она деловито входила во дворы, потому что у неё мало времени и билет уже куплен. Иногда перебирала ворчливо продукты: «Ему нельзя очень жирное, яблочное варенье он не любит, лучше клубничное...» Её жалели, плакали, глядя вслед, и обязательно подавали то, что она хотела. Тогда я не понимала, а теперь понимаю: односельчане этой несчастной чувствовали себя виноватыми перед ней. За безумие её, выросшее на одиночестве. За то, что, когда чёрная беда вошла в её дом, не оказались с ней рядом, не утешили, не обласкали — не уберегли. У каждого были на этот момент свои заморочки, свои проблемы, не хватило сил, не хватило времени, а честно-то если уж, желания не хватило и мужества войти в скорбный дом и разделить скорбь, взять на себя хотя бы чуточку, чтобы ей, матери, досталось поменьше. Чувствовали это и односельчане, конечно, чувствовали и откупались кто чем — кто антоновкой, кто куском пирога, кто банкой варенья.
Человек в беде почти всегда бывает одинок. Человек в беде уязвим и ослаблен. Горе ломает душу, корёжит, уродует. И вот она, небогатая палитра жалкого существования: кто обозлился, кто впал в безумие, кто спился, кто замуровал себя в четырёх стенах. Страшен указующий перст беды. Сегодня она ткнёт в одного, завтра без стука ворвётся в покой и благополучие другого, послезавтра подкосит третьего. Но ведь рядом люди.
Я откладываю семейный альбом Анисимовых и иду в дом напротив.
-Ты друг Виктора?
Он друг Виктора. Виктор проводил в армию Валеру Лапшова, Валера проводил Виктора в последний путь. Проводил и не стал лелеять податливую память тем, как дружили, каким славным был Виктор. Потому что дружба, даже если друга нет в живых, невозможна в прошедшем времени. Она всегда в настоящем. Если сама - настоящая.
Зоя Николаевна и Сергей Павлович - родители Валерия - широко распахнули двери своего дома для матери Виктора Анисимова. Они распахнули их для слёз, истерик, обмороков, для опухших глаз и сжатых губ - груз нелёгкий на фоне полного своего благополучия. В доме Валерия научились сдерживать радость - она не кстати, если рядом Ольга. Отвадили приятелей Валеры - для Ольги это было тяжело. Они продиктовали себе образ жизни, достойный по-настоящему чутких людей. И как награда звучат теперь Ольгины слова:
Без них я бы не
