такие м момент толстеют, это очень пажно, чтобы и после родов красоту сохранила жизнь-то она, Толян, долгая...
Пиво быстро кончалось, да и Мироновна из соседней комнаты стучала худеньким кулачком в стену, как дятел-доходяга, слабенько, тук, тук, тук....
— Всё. Радистка Кэт на связь вышла. Отбой.
И снились будущим специалистам дипломы с отличием и жёны с русыми косами до пояса, красивые, ясноглазые - на всю жизнь.
А йотом, как водится, разбросала жизнь. Владимир уехал по распределению на Смоленщину, а Анатолий сразу после диплома поступил в художественное училище, интерес к живописи перетянул благородное стремление охранять лесные просторы. Открыточка к Новому году, скупые и одинаковые слова поздравления, главное - здоровье, всё остальное приложится...
Потихонечку к здоровью всё и прикладывалось. Толя женился первым. Познакомились в поезде. Он ехал к родителям в белорусскую деревню и в маленькой худенькой попутчице с серьёзными глазами сразу почувствовал чистую и родную душу. «У нас в деревне худых не любят...» Чего не сморозишь по глупости под пивко? Он вымолил у неё листочек с адресом и уже через месяц просил руки у её родителей. Вернулся в Ленинград, стал устраивать семейное гнёздышко, ждать законную жену в своих питерских «хоромах» - маленькой комнатке в блочном доме, на первом, продуваемом всеми северными ветрами, этаже.
А Владимир затерялся. В последней новогодней открыточке приписал после дежурных пожеланий: собираюсь жениться, о свадьбе сообщу дополнительно. Но не сообщил. То ли раздумал жениться, то ли раздумал приглашать. А у Толи свои коллизии: его худенькая, маленькая Любушка выдала ему подряд двух сыновей. Окончательно потерялись, когда Уваровы переехали в новую квартиру на Северном проспекте. Много раз Толя вспоминал своего однокашника, ему очень хотелось узнать, как сложилась его жизнь, чего удалось добиться, задалась ли семья. У него-то задалась. Он воспитывал сыновей-погодков в любви к труду и красоте, он растил из них художников, лепил личности, учил презирать земные неурядицы. Мальчики рано взяли в руки карандаши. Анатолий изобрёл для них уникальную игру в каракули, развивающую вкус, чувство цвета, фантазию. В семье Уваровых художниками были все. Толя, закончивший после Лесной академии художественное училище. Любушка, мастерица составлять букеты из сухих цветов, вышивать красивые рушники и салфетки, создавать удивительные батики. И дети, Антон и Степан, сразу после школы поступившие в художественное училище, а закончив его, Друг за другом, как и родились, зачисленные в Петербургскую Академию художеств. Их дом стал для многих местом радости и любви. Здесь никогда не говорили о новых мебельных гарнитурах, удачных назначениях по службе, о загранкомандировках и трафаретном благополучии. Почему и тянулись в их дои люди. Устав от своих страстей и проблем, они отдыхали под их уютным абажуром, сплетённым из сухих веточек ивняка, любовались сработанными Уваровыми коллажами и батиками. Здесь не хотелось говорить о суетном, как не хочется в прохладе и торжественности консерваторского зала думать о жареных в масле пирожках.
Дошло по цепочке: в Лесной академии встречаются однокашники. Толя принарядился, пошёл. Было весело и совсем не грустно узнавать в раздобревшей, с крашеными волосами даме королеву курса, Анечку Островую, а в седовласом очкастом интеллигенте разбитного и непутёвого Женьку Трошкина. Володи не было. Его вспоминали. Кто-то рассказал, что он сейчас в Москве при должности и при деньгах. Найти бы, как хотелось найти Володьку. Кто-то где-то в тайниках бумажника отыскал клочок бумаги с Володькиным телефоном. Давний, правда, может уже и устарел.
Но телефон не устарел. Анатолий сразу после вечера набрал номер и - Володька! Его голос!
Старик! Это я, Толян Уваров! Куда ты пропал, старик!
Володя тоже обрадовался. И - как водится...
Надо бы увидеться, старик. Будешь в Москве, позвони.
Я через пару недель в Москве буду! — Толя так разволновался, что даже сердце громко заколотилось.
Я за тобой на вокзал приеду, встречу тебя.
И вот она, встреча. Обнялись. Крепко. У Толи даже в горле запершило и на глазах - влага.
Изменился Володька, заматерел. Вальяжный стал, небрежно-вальяжный, но своё благополучие несёт не напоказ, а снисходительно, вроде оно для него так, пустяки. Ну не бедствую, ну преуспеваю, да разве это главное?
Элегантная женщина в тёмных очках, безупречная улыбка.
Моя жена Тая. А это Толян, я тебе рассказывал...
И поехали они по летней, умытой ночным дождём,
