написала первое стихотворение и показала его мне, я растерялась, сама-то я не шибко понимаю в поэзии. «Мама, как?» - «Да вроде складно». Но ведь ей нужно советоваться со мной, обсуждать темы, мнением «да вроде складно» не обойдёшься. И занялась я самообразованием, много перечитала стихов, критической литературы, сравнивала, окунулась в мир поэзии по уши.
Теперь мама у Оксаны первый советчик и судья. Вот они, сборники стихов на книжной полке, их четыре. «Исповедь моей души», «Три свечи», «Письма в никуда» и «Осень». На подходе пятый. С ним проблемы чисто материальные: для издания нужны деньги, а денег в их семье всегда было в обрез, только на жизнь и хватало.
Мы говорим с Оксаной о её стихах. Она медленно выговаривает слова, и я ловлю себя на мысли, что о серьезных вещах и надо говорить именно так, взвешивая, обдумывая фразы, не поспешая суетно и не перебивая.
- Помню своё первое стихотворение. Ехали с мамой к врачу в автобусе, а за окном серебрился снег. Это... было так прекрасно.
Писать Оксане трудно, непослушные руки выводят каракули. Мама купила ей машинку, удобную, дорогую, нажимать на клавиши легче. Оксана печатает свои стихи сама.
На её стихи уже пишут песни, проходят вечера её творчества, на которые собираются друзья и люди, не знакомые с ней, а знакомые только с её стихами. Они удивляются, увидев хрупкую девушку, с трудом передвигающуюся. Оксана Ревкова, вот она какая, оказывается.
- Один раз по телевизору была передача об Оксане. Всё вроде хорошо, а в конце дали почему-то бегущей строкой фразу «Оксана ищет друзей». И - обвал звонков! Сумасшедшие, сектанты бросились решать Оксанины проблемы одиночества. Да никакого одиночества нет! Не ищет она друзей, их у неё много. Надёжные, проверенные, верные.
- Но, наверное, самый проверенный и верный из них — мама?
- Да, конечно, мама. Моя дорогая, моя самая лучшая на свете мама.
Оксане Ревковой сейчас двадцать семь. Маме - пятьдесят два. Двадцать семь лет из них она живёт по принципу «надо». Слово «хочу» исчезло из её лексикона сразу же, как только поставлен был дочке диагноз - ДЦП. Мама стала для Оксаны врачом, массажистом, медсестрой, сиделкой, снабженцем, курьером, поваром, литконсультантом, душеприказчиком, да мало ли ещё кем. Она прожила и живёт не одну жизнь, а две. Одну - свою, другую - дочери. Обе жизни сложны, обе - достойны. Оксана считает себя счастливым человеком. У неё есть дом, где её любят и понимают, у неё есть талант и признание его. Её жизнь состоялась. Но состоялась не сама по себе, а каторжным трудом родного ей человека. Евгения Ревкова забыла себя, забыла свои немощи, запретила себе быть слабой.
Как мало, как непростительно мало говорим мы о матерях-подвижницах, взваливающих на себя тяжёлую ношу детской беды. А эта женщина несёт ношу двадцать семь лет, да ещё умудрилась каким-то одной ей веданным способом обратить тяжесть ноши в радость. Ведь дочь, её единственная дочь состоялась! Всякий ли родитель, имеющий здоровых детей, может сказать эту фразу?
Они много путешествуют. Мама, поддерживая дочь, помогает ей ступать по земле. Уже знакомы им днепровские просторы, черноморский Кавказ, берег турецкий, музеи Петербурга, святые родники и православные храмы России. Вот они, в альбоме хранящиеся фотокарточки, где лягушка-путешественница Оксана только успевает менять наряды: топик и шорты на элегантную бархатную блузку и - наоборот.
Две жизни. Это ведь тоже дано не каждому. Бывает, мы и от одной устаём и тянем лямку земного бытия безрадостно и по привычке, А две жизни? Кто знает, может, это и не крест вовсе, а награда Создателя, как тут разобраться?
Мы сидим с Оксаной в её комнате, и нам хорошо говорится за жизнь. Вслушиваюсь в её медленную речь и привыкаю к ней, всё понятно. Хочу спросить её об очень личном, но всё не решаюсь - кому понравится, когда лезут в душу?
- Вы хотите о чём-то спросить? - чуткая девушка смотрит на меня серьёзно.
- Да, да, вот скажи мне, пожалуйста, когда, в каком возрасте ты почувствовала, что ты не такая, как все?
- А я и сейчас этого не чувствую, - засмеялась Оксана.
Евгения Федосовна хлопочет на кухне насчёт чая.
КУПЕ НА ДВОИХ
Я опаздывала на поезд и привычно корила себя за несобранность. Скорее, скорее... В вагон влетела запыхавшись и облегчённо оглядела купе: с кем суждено мне коротать неблизкую дорогу к Северному Уралу. И увидела женщину в обтягивающих бёдра лосинах и много-много коробок, баулов, безразмерных клетчатых сумок, которыми пестрит наша матушка-столица, принимая и провожая бедолаг-коробейников. Вещи
