Разговаривают. В основном вечерами, когда Заур, наломавшись с кирпичом, лежит, попыхивая трубкой, на Ашотовом продырявленном диване. Ашот рядом за столом режет острым ножом табак. Сам он не курит, режет для Заура. На столе большой глиняный кувшин. С вином.
- У тебя знаменитое вино. Ты, видно, сахара в него не добавляешь. Когда сахар, привкус есть. А это солнцем пахнет.
Закончил печник работу. Два раза спускался в погреб Ашот, два раза наполнял кувшин своим знаменитым, пахнущим солнцем вином. Пили неспешно, подолгу говорили тосты - за детей, что разлетелись по свету, за родительскую память, за то, чтобы мир был, чтобы кукуруза на полях родилась, чтобы солнцем наливался в садах виноград.
- Знаешь что, Ашот, ты мне как брат теперь, и я тебе, как брату, забор подновлю. Видел я за домом: забор совсем упал. Тебе одному не справиться, а мне пока даёт Бог силы.
- Заур, да я тебе за это... Мне без забора никак нельзя, куры соседские замучили, козы лезут. Я тебе за это целую бочку вина дам. Целую бочку. За камин хотел полбочки, а за камин с забором целую. Сам на бричку погружу, увезёшь.
- Вино у тебя, конечно, знаменитое. Но целую бочку... Сам-то с чем останешься?
- А у меня ещё одна бочка есть. Тоже пятидесятилитровая. Две у меня, одна к одной, сам выберешь.
Но вот уже и забор поставил Заур. Уже и дорожку к летней кухне выложил оставшимся от камина кирпичом - зачем Ашоту месить осенью грязь? Уже за последним ужином сидят два старых вдовца. На столе знакомый кувшин, сыр сулугуни, тарелка с дымящейся мамалыгой. Завтра с утра пораньше, до жары, Заур на бричке отправится по горной дороге к себе в село. Хозяин не обидел гостя. Сам выкатил из подвала бочонок с крепко вбитой деревянной пробкой, сам погрузил его на бричку:
- С Богом, Заур. Пойдём, провожу тебя до края деревни.
Пошли. Лошадь понуро потащилась в гору. Одолев подъём, пошла веселее, старики прибавили шаг.
- Домой торопится, чувствует, что к дому. Нагостилась, - грустно сказал Заур.
- Вон до того эвкалипта провожу, там наша деревня кончается, дальше езжай один... - также грустно произнёс Ашот.
И тут случилась на дороге глубокая ложбинка. Колесо брички нырнуло в неё, как-то беспомощно пискнуло и - соскочило. Бричка завалилась набок, сполз набок и бочонок, а испуганная лошадь стала озираться назад, вертя головой и заметно нервничая. Бросились к колесу, заохали. Заур стал обзывать лошадь, а той и самой не в радость дорожное приключение, домой шла, да вот остановилась. Решили, чтобы легче было надеть колесо, снять с брички тяжёлый бочонок с вином. И только тут и увидели. И - обомлели...
От удара пробка из бочонка вылетела, и под бричкой щедро разлилась большой красной лужей знаменитая Ашотова «Изабелла»! Кинулись к бочонку - пустой лежит, неинтересный.
- Давай, брат, колесо исправлять, мне ведь домой надо... - первым нарушил молчание Заур.
- Знаешь что, ты пока тут посиди, а я домой сбегаю за лопатой, да и молоток нужен, как без молотка колесо насадишь? Я пойду, я быстро. - Ашот медленно поднялся и зашаркал на старческих ногах по горной дороге вниз.
Долго его не было. Когда Заур увидел Ашота, тот шёл как-то странно, будто кланялся, то и дело выпрямлялся, потом опять кланялся. Заур вглядывался в далёкую пока ещё фигуру друга и ничего не понимал. А когда понял... А когда понял, ощутил в горле мгновенно подкативший ком. Ашот катил бочку!
Заур поспешил навстречу. Ашот разогнул затёкшую спину, выпрямился:
- Вот, бери. Она точно такая же, как и эта, и вино в ней такое же...
- Что ты, брат, что ты! Зачем мне твоя бочка с вином. Мы ведь так не договаривались. Она твоя. А моя... Кто же виноват, что всё так получилось.
Ашот сел на траву, потное лицо его было измучено, глаза слезились:
- Ты забыл, что ли, брат, наши законы? - спросил он строгим голосом. - Ведь ты ещё у меня в гостях. Там за эвкалиптом только кончается наша деревня. Значит, ты ещё мой гость. Как могу я отправить гостя домой без обещанного? Бери. Твоя это бочка, по праву твоя.