приезжаю, он в лес уходит или в комнате закрывается. Неловко ему со мной встречаться. Захочет поговорить, я с радостью, а сама неволить не буду.
МАРИН ПО ИМЕНИ МАРИЯ
Сейчас, пожалуй самый примерный отличник задумается - Вифиния, Вифиния, знакомое что-то, а вот где это, где? Не припомнить отличнику. Потому что раскрашенные его уверенной рукой контурные карты «не заострили должного внимания» на небольшом кусочке земного шара. И учебник географии, читаный-перечитанный и назубок отличником усвоенный, тоже как-то о Вифинии умолчал. Там не было всемирных катаклизмов, не было событий, потрясших историю и запёчатлённых на её скрижалях. Но там жили люди. Во все века от сотворения мира. И судьбы тех людей были порой удивительны...
Теперь это Турция. Турки завоевали Вифинию в четырнадцатом веке, а тогда, в четвёртом, когда происходили события, о которых я хочу рассказать, Вифиния была провинцией на северо-западе Малой Азии. Простые, с сердцами благочестивыми и открытыми, люди трудились на виноградниках, выращивали хлеб, молились и детей своих воспитывали такими же - любящими труд и почитающими молитву. Вот и человек по имени Евгений. Хотя и богатым был, владел имением и землёй, а дочь Марию воспитал в кротости. Одного жаждал несказанно: подрастёт дочь, станет хозяйкой имения, отец передаст ей всё нажитое, а сам уйдёт спасать душу в ближайший монастырь. Но человек предполагает, а Бог располагает. Выросла Мария и очень внимательно вслушалась в слова отца:
- Ты уже взрослая. Если с умом поведёшь хозяйство, в бедности не пребудешь. Как жить, знаешь - честно, с милосердием к бедным, в труде, не в праздности. А свои года хотел бы я закончить в образе иноческом. Знаешь, дочка, давно я этого хотел.
Мария, опустив голову, стояла перед отцом. Она изо всех сил прятала слёзы, а они текли и текли по её щекам. Ей было страшно жить одной в большом доме. Но как ослушаться отца? В те далёкие времена строгие правила не оставляли детям такой возможности. Всю ночь проплакала Мария. Да и отец на другой половине дома не загасил до утра огня. А утром он услышал слова, повергшие его душу в смятение и восторг одновременно:
- Я пойду с тобой в монастырь, отец. Да, знаю, монастырь мужской. Да, знаю, девице нельзя переступать его порога. Но ведь если остричь волосы и надеть мужское платье...
Смятение... Это невозможно - жить девушке в мужском монастыре, каждую минуту скрываясь и боясь разоблачения. А если это возможно, а если это вдруг возможно? Если разлука с дочерью не обязательна?!
- Я никогда не слышал ничего похожего, - сказал отец.
- А может, и после меня никто ничего похожего не услышит. Мы будем жить вместе, отец, будем вместе спасать наши души, и тайну нашу никто никогда не разгадает.
Не загасил отец огня и на следующую ночь. А утром, обняв и перекрестив дочь, сказал:
- Собирайся!
Они раздали нищим всё, что имели. Делали это без сожаления, от расспросов уклонялись. Потихонечку людская молва отступилась от них. Последнее, что сделал отец перед дорогой - остриг дочери её прекрасные волосы.
Глубокой ночью они вышли за городские ворота. Пожилой, рослый мужчина и худенькая, стройная девушка, нет, худенький, стройный юноша в ладно сидящем на нём костюме. Они отправились в путь, и только Господь знал, какой тот путь долгий, как щедро вымощен он печалями и скорбями.
Монастырская братия распахнула им свои ворота. Любовь к Богу во все времена соединялась с любовью к людям.
- Я раб Божий Евгений. А это сын мой по имени Марин. Мы ушли из мира, примите нас.
Монахи приняли. Оглядели мальчонку: ни усов, ни бороды, вырастут, какие его годы.
Но вот уже три года прошло, а усов нет как нет. «Не растут», - разводил руками Марин и виновато улыбался. Да и голосок у него тоненький, совсем не мужской. Евнух - решила братия. Евнух и есть.
А евнух очень быстро освоил монастырский устав. Жил смиренно, был в полном послушании у игумена обители. Вызывался на самые трудные работы, проводил долгие часы в молитве. И очень радовал отца своего, Евгения.
Но вот умер Евгений. Жизнь отсчитала положенные ему дни, и он, как хотел, принял смерть в иноческом чине. Марин очень скорбел об отце. А схоронив его, принял на себя ещё более трудные подвиги. Постился строго: ел через день, да и то понемногу, лишь для поддержания сил. Спал по три-четыре часа в сутки, остальное время посвящал молитве. И ещё одну добродетель, очень редкую, заметили монахи в своём брате. Он мог изгонять из человека нечистых духов, лечил бесноватых. К нему
