так, что до сих пор помнят на «скорой» те благословенные времена, когда все жили как одна семья. И когда залётная комиссия уволила диспетчера «скорой», женщину-инвалида, они встали за неё стеной. Сам Сергей лежал тогда в больнице. Он оделся и ушёл из палаты. Искать справедливость. А когда нашёл её, вернулся долечиваться. Правда, его тогда со скандалом выписали за нарушение больничного режима, он не роптал - всё правильно, он бы тоже так... Тогда сосед по палате, пожилой, воевавший, сказал ему:
- Ну, парень, ты даёшь! Смотри, с твоим характером врагами обделён не будешь.
Это нормально, считает Великородов. Враги - это нормально. Для мужчины, который занимается делом, это как шрамы на лице. Разве можно быть всеобщим любимцем? Даже артисты имеют как поклонников, так и ненавистников. А он врач. Он участковый доктор, его участок соткан из судеб, из имён, из лиц. Даже случается порой так, что вчерашний враг, прознав в нём человека достойного, становится другом.
Дышащий перегаром верзила жалуется на боли в пояснице. Пришёл за больничным. Сергей Владимирович пишет в истории болезни «алкогольный синдром» и отправляет восвояси. Верзила требует, «а то будет хуже...» Великородов выставляет его из кабинета. А вечером, когда амбулатория опустела и он сделал первые три шага в сторону дома, верзила вырос перед ним:
- Не боишься, доктор, по тёмным улицам-то ходить? Смотри, скоро повидаемся...
И повидались. Сергей Владимирович шёл на срочный вызов по уже совсем тёмному посёлку. Был крепкий мороз, узкая тропочка петляла среди заснеженного пустыря. Верзила вырос перед ним, сумрачно посмотрел в глаза и... посторонился. Врач не обольщался, знал, сейчас догонит, и надо быть готовым ко всему. Заскрипел сзади снег. Не оглядываться...
- Куда собрался, доктор, в такую темень?
- На вызов. У ребёнка трёхмесячного температура под сорок.
- Куда идти-то?
- Да сам точно не знаю, сказали, в эту сторону, какая-то улица Дзержинского...
- Пойдём, провожу...
Проводил. Подождал на улице. Обратно шли вместе. Конечно, не друзья, но уже не враги.
Такие вот они, его будни. Да и праздники такие же. Чем они отличаются от будней?
Он не стал военным врачом, и на его плечах нет погон с золотыми звёздами. Но любовь к звёздам не чужда ему, лейтенанту запаса. Он полюбил звёзды, даже пусть одну, случайную утреннюю звёздочку, зависшую над поселковыми домами и благодарно смотрящую на него сверху, когда он, уставший, идёт домой из дома, который покинула беда.
СЕРГИЕВ ПОСЛУШНИК
Так трепетали враги, как боялись этого имени - Сергий! Рать отважная врывалась в полчища врагов Отечества, крича громко, до боли в лёгких:
- Сергиев, Сергиев!
Даже, казалось, кони под всадниками с каждым новым криком седока убыстряли галоп, неся Сергиевых послушников к победе, к славе, к смерти. Сергиевы ополченцы устояли и в то Смутное время, покрывшее Россию-матушку чёрным вдовьим платком. Не сдалась Троице-Сергиева Лавра полякам-иноземцам, полтора года отбивала осаду. И позже, когда гнали поляков из Москвы, сладостно было кричать им в спину:
- Сергиев, Сергиев!
Это стало как пароль. Имя игумена земли Русской грозно предупреждало... Даже собственных воров да бандитов, промышлявших по лесным дорогам, отгоняли, бывало, этим именем. И случилось монаху Дионисию возвращаться поздним вечером из Ярославля. Не один шёл, с боярином-попутчиком. Страшно и темно.
- Давай назовёмся Сергиевыми. Если что, так и кричи: Сергиев, Сергиев и молись, - вразумлял Дионисий струхнувшего вконец попутчика, - даст Бог, дойдём.
Он-то сам Сергиевым не был, подвизался в другом, Старицком монастыре. Вернее, уже был,
