- Это мне? - спрашивает барыня.
- Нет, - отвечают, - это слуге твоему, Антипе.
- Ну, если Антипе такой, то мне-то уж дворец больше этого!
А ей указали на дырявый шалаш в крапивных зарослях.
- Почему?! - захлебнулась от возмущения барыня. - Мне, барыне, шалаш, а Антипе, слуге моему, такие хоромы!
- Понимаете, - сказали барыне, - Антипа всю жизнь пересылал сюда много строительного материала. Вот и скопилось на хоромы. А вы... Сами видите.
От рождения до старости по кирпичику строим мы свои хоромы, в которых уготовано Господом жить в вечной жизни. Простая эта истина теряется в дебрях жизни, и, кажется, кому-то, не нам, отвечать за свои поступки, кому-то, не нам, предстоять на праведном суде. Но ведь и жители Содома и Гоморры думали, что кого-то, а не их, ждёт погибель от серного дождя. Но пришёл час... И наш придёт обязательно. Пока не пришёл он, но при дверях уже, ужаснёмся греховной своей жизни и побежим от неё, как убежал из Содома и Гоморры праведный Лот со своим семейством.
С покаянием нельзя опоздать, оно всегда вовремя, можно только опоздать с жизнью. И не знаем мы, есть ли у нас впереди 47 лет покаяния, как у Марии Египетской, погрязшей в блуде и однажды содрогнувшейся и ушедшей в пустыню. А может, у нас и месяца-то нет, может, и недели для нас много?
Ничего не знаем. Только одно. Надо каяться в нарушении седьмой заповеди Божией, как и в нарушении всех других, оставленных нам Господом в наше же спасение. И - не жалеть о грехе, как пожалела жена праведного Лота, обернувшаяся и посмотревшая с сожалением на горящий город. Мгновенно превратилась она в соляной столп. Идти, освободившись от греха. И - не оглядываться. Не оглядываться. Иначе - беда...
ГРУСТНАЯ МЕЛОДИЯ ДЛЯ ЧАЙНИКА СО СВИСТКОМ
- Пообещай, что ни о чём не будешь меня спрашивать, пообещай, что выполнишь мою просьбу.
- Говори, если смогу...
- Сможешь, тебе это ничего не стоит. Только, пожалуйста, никаких расспросов.
В конце концов меня это начинало раздражать. Ворвалась в мою жизнь, назначила встречу у метро «Тургеневская», опоздала, я прождала двадцать минут, и вместо элементарного чувства вины — напор, и ничего, кроме напора. Говорит со мной начальственным тоном с какой-то установкой на мою от неё зависимость. По какому праву? Ну и что, что бывшие соседи? Она давно переехала с мужем в новый район, общение перешло на уровень вежливости: поздравить с Новым годом, позвонить и узнать, все ли здоровы, иногда под настроение поговорить «за жизнь». Так нет, позвонила чуть свет: «Жду тебя у 'Тургеневской' - неотложное дело».
- Я слушаю тебя, Ира, только, пожалуйста, объясни всё толком.
- Если толком, то надо рассказывать долго и в подробностях. А у меня на это времени нет.
- Ну хорошо, что ты от меня хочешь?
- Я хочу, чтобы мы с тобой в эту субботу поехали на дачу к одной общей знакомой. Дача далеко, а потому с ночёвкой. Уедем в пятницу вечером, переночуем, а в субботу вечером домой. Знакомую зовут Лена. Помнишь, как-то была у нас в гостях - высокая, полная, Леной зовут, парикмахерша из салона?
- Помню Лену. Только у неё дачи нет, она вообще с мужем в Америку укатила уже два года назад.
- Ну и ладно, кто это знает? Мы едем к Лене на дачу. С ночёвкой.
Потихоньку начинаю прозревать. Мы не едем на дачу, а вроде как едем. Меня берут в сообщники. Со мной хотят договориться.
- Костя? Я ему должна позвонить и всё сказать?
- Да не надо звонить. Вот именно - не звони. А то мы на даче, а ты звонишь: 'Костя,
