– …но есть и другая сторона медали. Вот она – Алька. Не убирай глаза, я же все вижу. Ее мать была прачкой, отец – извозчиком, потом воевал в Красной Армии, был убит деникинцами. Что ей светило? Такая же беспросветная жизнь, как у родителей. Неграмотность. Буквы знать не обязательно, чтобы стирать белье… А сейчас у нее будет все по-другому. Новая жизнь, понимаешь. И путь к этой новой жизни для нее расчищаем в том числе и мы с тобой, Илья. А ты что-то гнусишь про скаутов… Да эти толстожопые обойдутся и без твоей заботы, да и не заслуживают они ее. Хотя, может быть, и не все. Вот Прутков, сын паромщика, показался мне довольно перспективным. На вот, выпей немного коньяка. Что смотришь? Наверняка доводилось уже пить всякую сивуху по подвалам и чердакам… Во-о-о-от, молодец. Ну так о чем я? Да, в общем-то, о том, что от каждого должно браться по его возможностям, а у тебя они большие. Этот налет на скаутский лагерь – как говорится, что-то вроде пробы пера. В этом налете, я считаю, окончательно сложилась ваша группа, которую я намерен вовлекать в куда более серьезную работу и впредь. О доме купца Константинова подробно говорить не буду, это была часть большого плана, который сработал, который реализован с пользой для нас и с максимальным уроном для чуждых элементов. Только в таких «горячих» делах выковывается подходящее оружие для будущей борьбы – вы, молодежь.
– Вы сами верите во все то, что говорите, Семен Андреевич? – в упор спросил Илья. – Мне казалось, что там все дело было в деньгах, не более того…
Любая реакция на это заявление не показалась бы ему неожиданной. Однако Лагин просто рассмеялся:
– А, вот что! Ты о том, что выкраденные ценности ушли налево? В конечном итоге они все равно послужили нам… Ладно. Что сейчас говорить о прошлом, если у нас есть будущее? Илья, я вижу по твоим глазам, что ты способен наделать глупостей. Не надо. Ты впишешься в новую жизнь. Если человек рожден быть лидером, он будет им. Полководцем, а не пушечным мясом. Архитектором, а не разнорабочим. Не беда, что у тебя не пролетарское происхождение, что ты корнями из того, старого, мира. Ничего. У тебя есть здравый смысл, чтобы спокойно отречься от прежней жизни и забыть ее. В конце концов, Великую французскую революцию, которая дала свободу французскому народу, делали аристократы, адвокаты… Ты – потомок аристократической фамилии, мой отец был стряпчим… А мы оказались по другую сторону баррикад. И мы будем прекрасно жить по эту сторону, если будем умными и беспощадными. Кстати, никто не сказал, что у нас будут только будни, – многозначительно усмехнулся товарищ Лагин. – Уверен, что будут и выходные, которые тоже нужно уметь проводить достойно. Есть в жизни и удовольствия, от которых не следует отказываться. Иначе жить полнокровной жизнью довольно затруднительно.
– Мне все понятно, Семен Андреевич. Вы действительно – учитель истории, – в голосе Ильи тускло звякнули нотки иронии. – Цель оправдывает средства. Только это не вы, а какой-то средневековый монах придумал. Извините, не припомню… интернатское образование вышибло его имя у меня из башки.
Товарищ Лагин выпрямился.
– Его звали Игнатий Лойола. Основатель ордена иезуитов. Но его иезуитские штучки – детские шутки на фоне того, что будет делаться на этой земле. С людьми, которые окружают нас. И нужно, Илья, чтобы мы не затерялись. Не оказались среди слабых, среди задушенных устаревшей моралью. Ты умный парень. Ленька Ипатов тоже неплох. Есть потенциал и у Рыжова. На базе вашей школы можно ковать отличные кадры.
– Угу… Бессмысленные и беспощадные, – подал реплику Илья.
Товарищ Лагин застыл с чашкой в руке. Кофе с коньяком остывал. Семен Андреевич чувствовал утомление. Однако у него было стойкое ощущение, что в голове Ильи многое сдвинулось с места. И многое встало на свои места.
Подумав, что хозяин дома задремал, Илья встал и хотел уже было выйти из комнаты, но на самом пороге его настиг голос Лагина:
– Да, кстати. У меня на следующей неделе – командировка в Москву. Я хочу взять тебя с собой. Поедешь?
10
– Зачем ты ездил в Москву? Зачем ты ездил в Москву, Илья, не расскажешь ли?..
– По представленным товарищем Лагиным документам мы ездили на…
– На! Я видел эти документы. Так что можешь на них не ссылаться. Илья, ты очень сильно изменился со времени нашей первой встречи в стенах этой школы.
– Растем… Я даже вытянулся на сантиметр. Не верите?
– Не юродствуй! Я не об этом, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты близко сошелся с теми ребятами, с которыми раньше предпочитал даже не разговаривать. Этот толстый упырь Рыжов…
– Непедагогично так говорить о собственных воспитанниках.
– …упырь Рыжов раньше мечтал утопить тебя в посудине с помоями, а теперь заискивающе улыбается в твоем присутствии!
– Он разглядел меня и проникся уважением.
– Даже Ипатов, который издевается над всем миром, начиная с учителей… даже он ведет себя по- другому. Вы теперь сидите вместе! На уроках он нашептывает тебе на ухо с таким видом, будто ты монарх, а он советник!
– Опять исторические параллели, Борис Леонидович. Вы в самом деле меня демонизируете. Ну, и что Ипатов? Этакая боевая дружба у нас. Я ему несколько раз здорово подсобил в потасовке со скаутами. А Рыжову вообще почти что жизнь спас. Чего ж меня не уважать? – отозвался Илья. – Я все-таки не совсем понимаю, Борис Леонидович, что вам нужно-то? Я вас слушаю, а вы мне про Москву да про Москву. Да про Пыжа с Ипом. А мне, между прочим, еще на завтрак идти.
В руках Бориса Леонидовича невесть откуда возник невзрачный тканевый мешок. Он распустил тесьму и стал выкладывать содержимое мешка на стол: балык, две маленькие баночки черной икры, сырокопченая колбаса и небольшая фляжка, в которой при ближайшем ознакомлении оказался коньяк… Это было не все содержимое мешка, но дальше Вишневецкий выкладывать не стал, он просто коротко раздул ноздри и выговорил:
– Откуда? В нашем городе икру – только за очень большие деньги… да и… Я сам люблю покушать… не чужд кулинарии вообще, но – тут! И – спиртное. Коньяк серьезный такой, выдержанный, дорогой. Ну, знаешь! У школы еле хватает денег на картошку и каши, а тут…
– Быстро вы стали добротным советским хозяйственником, Борис Леонидович, – перебил учителя Илья. – Я так понял, это вы взяли из ящика моей парты в классе. Даже не интересуюсь, с какой целью вы это взяли. Мне интересно, как скоро вы положите это обратно.
– А если я не… не положу и пойду…
– С докладом к директору? Ну что же, в лучших традициях Советов, – безмятежно отпарировал Илья. Самообладание и взрослое спокойствие, с которым он это произнес, было поразительно для подростка, которому только что исполнилось 14 лет. Хотя выглядел он куда старше. А некоторые в 17 лет уже командовали полками в Гражданскую войну, некстати подсуропила память историческую справку Борису Леонидовичу…
Вишневецкий попытался успокоиться. Он подвинул мешок к Илье и проговорил:
– Все началось с того налета на дом купца Константинова, ведь верно? А потом продолжилось этой стычкой со скаутами. Кстати, во время твоего отсутствия в городе у них уже официально отобрали здание клуба, а скаутскую организацию объявили закрытой. Слышал?
– Да. Ничего, там ушлые ребята. Один Прутков чего стоит. Глядишь, он нами еще в комсомоле покомандует. Кстати, нас всех на днях туда примут.
Борис Леонидович оторопел:
– К-куда… примут?
– В комсомол.
– Но, насколько я знаю устав нашей школы… в заведениях такого типа нельзя открывать
