дотянуться и его пальцы сомкнутся на шее обидчика, но сил хватило на два небольших шага, а на третьем ноги подломились, и кавалергард завалился на бок. Его губы шевелились, умирающий силился что-то произнести.
Наклонившись, Горчаков услышал вопрос:
– За что?
– За любовь, братец. За любовь… Надо знать, в какие окна следует стучаться.
Князь осмотрел свой мундир, неодобрительно покачал головой, обнаружив на лацкане небольшое пятнышко крови, и двинулся к экипажу, оставленному на берегу Невы.
Гвардейцы, совершавшие обход Таврического дворца, обнаружили умирающего Охотникова на рассвете и, признав в нем сердечного друга императрицы, доставили во дворцовые покои. Как только в комнату вошла императрица, штаб-ротмистр открыл глаза и внятно произнес:
– Богиня.
– Алеша! Кто с тобой это сделал? Кто?! – в отчаянии воскликнула Елизавета Алексеевна, обняв возлюбленного.
– Теперь это неважно… Положи мою голову… к себе… на колени, – через силу проговорил Охотников.
– Конечно, родной, – утирая слезы, ответила императрица, уложив голову штаб-ротмистра на свои колени.
– Рядом любимая женщина… Ее колени, – улыбнулся кавалергард обескровленными губами. – О лучшей смерти… я и не мечтаю.
Прикрыв глаза, кавалергард тихо, будто уснул, отошел.
Три дня Елизавета Алексеевна, не желая никого видеть, оплакивала погибшего любовника. На четвертый, когда горе позволило задышать ровнее, она, сопровождаемая фрейлинами, решилась осмотреть место нападения на Алексея. Затем с непроницаемым лицом вернулась в свои покои, а еще через час в дверь ее будуара раздался негромкий осторожный стук.
Потревожить государыню в такую минуту дозволялось только одному человеку. Императору.
– Войдите, – негромко произнесла Елизавета Алексеевна.
Александр вошел; на лице застыла печаль, что делало его еще более торжественным, чем в обычные дни:
– Елизавета… Мне известно, что вы не желаете никого видеть… в том числе и меня. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Глаза у императрицы были сухими, как если бы горе отступило. В действительности оно лишь спряталось внутри, еще более подчеркнув строгую красоту императрицы.
– Зачем вы это сделали? – подняла она взор на мужа, в котором виделся откровенный вызов.
Выдержав взгляд когда-то горячо любимой женщины, император произнес ледяным тоном, еще более отдалившись от Елизаветы:
– Я не понимаю вас… О чем вы говорите?
– Ведь это вы убили Алексея Охотникова.
– Вы хотите сказать, вашего любовника? Елизавета, я правильно вас понимаю? Так вот, к этому убийству я не имею никакого отношения.
– За что вы меня мучаете? – горестно спросила императрица. – Вы убираете из моего окружения всех людей, которые были мне очень дороги и близки.
– Насколько мне известно, сейчас вы говорите об Адаме Чарторыйском, вашем первом возлюбленном? Признаюсь откровенно, я не ожидал от друга юности подобного коварства… Он был едва ли не единственным человеком, которому я доверял и на которого мог всегда рассчитывать. И уж тем более я всегда был уверен в честном поведении Адама как по отношению ко мне, так и по отношению к вам… Но сами понимаете, я не мог быть настолько легкомысленным, чтобы равнодушно взирать на публичный позор.
– Вы отправили его в Италию.
– Это сделал не я, а мой батюшка. Но к смерти Охотникова я не имею никакого отношения. Елизавета, ответьте мне откровенно, почему вы так поступили со мной?
– Я поступила с вами так же, как и вы все эти годы поступаете со мной. – В уголках глаз императрицы блеснули слезы. Казалось, что она не удержится и разрыдается; но нет, вздохнув глубоко, Елизавета пересилила нахлынувшие чувства и продолжала с прежней прямотой: – Неужели вы думаете, что я должна была равнодушно взирать на все ваши бесконечные любовные увлечения?
– И вы решили мне отомстить, я вас правильно понял?
– Считайте, как вам вздумается, – отвернулась императрица.
Александр лишь вздохнул: Елизавета Алексеевна была дочерью наследного принца Карла Людовика Баденского, всецело унаследовавшей его бескомпромиссный прямой характер.
– Господи, Елизавета, что же с нами произошло? Почему мы так отдалились друг от друга? Ведь нас всегда считали красивой и счастливой парой, а моя бабушка Екатерина Вторая сравнивала нас с Амуром и Психеей. Куда же все это ушло? – с болью произнес император.
Упоминание о Екатерине Великой не было случайным. Между двумя этими женщинами было немало общего: обе пришли на Русскую землю из немецких княжеств, обе вышли замуж за наследников престола, став впоследствии императрицами. Также обе испытали охлаждение мужей, сделавшись едва ли не соломенными вдовами. Обе полюбили Россию. Склонные к сочинительству, вели дневниковые записи. Единственное, чем принципиально отличалась Елизавета от Екатерины, так это неприятием политических партий. Вокруг Елизаветы Алексеевны, как одной из центральных фигур империи, собиралось немалое количество молодых людей, мысливших прогрессивно. А некоторые, среди которых были влиятельные гвардейские офицеры, предлагали путем переворота сместить нерешительного Александра Первого и поставить на трон ее.
– Знаете, когда я приехала в Россию, единственным дорогим человеком для меня были вы, Александр. Мне казалось, что я могу перенести все что угодно, но только не ваше холодное отношение ко мне. Но когда это случилось… Я вдруг поняла, что могу жить и с этим. Главное, чтобы был рядом человек, который хоть иногда говорил бы мне добрые слова.
– Этим человеком оказался штаб-ротмистр Охотников, верно? – язвительно поинтересовался император.
– Представьте себе, да. В отличие от вас, он боготворил меня. Теперь его нет… И я вновь буду одинокой.
Александр Павлович нахмурился. Забавная ему выпадает роль: находить слова утешения для своей жены после смерти ее любовника.
– Кхм… Не знаю, что вам сказать, Елизавета… Чтобы там ни было, но мы по-прежнему супруги.
– Александр… я беременна.
Образовавшаяся пауза казалась невыносимой. Наконец император произнес:
– Вот как… Эта новость меня застала врасплох. Признаюсь откровенно, я даже не знаю, как на нее реагировать. Чей это ребенок?
– Алексея.
Император попытался сохранить самообладание:
– Если родится мальчик, он становится наследником престола… Вы осознаете это?
– Да.
– Право, даже не знаю, что вам ответить, – развел император руками. – Ваша беременность скоро будет заметна, а о том, кто его настоящий отец… во дворце подобного не утаишь. Представляю, насколько я буду смешон. От ребенка нужно немедленно избавиться, пока еще есть возможность.
– Александр, я уже приняла решение… Ребенка я сохраню, как память об Алексее. А потом уйду в монастырь, так будет лучше для нас обоих. Вы же можете соединиться с Марией Нарышкиной.
Подбородок Александра Павловича вытянулся, обнаружив крохотный шрам под губой. Нарышкина, устав от неопределенности, требовала немедленно узаконить их отношения. Давление было настолько сильным, что Александру ничего более не оставалось, как пообещать ей подумать. И вот теперь он со страхом ожидал
