– Да, вам! – продолжал рычать обычно всегда внешне спокойный помощник полицеймейстера. – Или вы не Конюхов? Черт вас подери! Не Леонид Иванович?
Почему-то этот субчик сильно раздражал Николая Людвиговича. Ишь, вырядился, франт! Ничего собой не представляет, всего-то заурядный мошенник, а уж форсу – воз и маленькая тележка. И еще делает вид, что будто не замечает, а ведь прекрасно знает, что к нему обращается человек, облеченный властью.
Ленчик обратил спокойный взор на помощника полицеймейстера и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
– Да, я Конюхов. Леонид Иванович. Но приказывать вы мне не смеете. Я, господин хороший, в полиции не служу.
Сказав это, Ленчик преспокойно миновал портик из колонн и открыл двери магазина. Розенштейн кивнул. И тут же Конюхов с обеих сторон был взят под локотки стоявшими неподалеку филерами и спущен с крыльца на уличную мостовую.
Леонид не стал кричать на всю Ивановскую площадь, мол, караул, ни за что ни про что честного человека в участок забирают сатрапы проклятущие, – ратуйте, граждане! Напротив, он сделал непринужденный вид и поджал ноги, так что полицейские, которые находились вместе с Розенштейном, вынуждены были тащить его до полицейского управления на весу добрую версту. Прохожие, которые попадались навстречу, удивлялись столь невиданной доселе картине. Да и как было не удивляться тому, как двое дюжих полициантов, напрягшись от натуги, несли по улице, как носят дорогую и очень ценную мебель, весьма приличного господина в шикарном модном костюме, начищенных английских штиблетах и великолепной шляпе «Хомбург» из фетра с атласной лентой по тулье и высоко загнутыми полями. Непроницаемое лицо господина, которого несли полицианты, не выражало ничего, кроме невозмутимости и некоторого удовольствия.
– Ну, хватит придуриваться, – прошипел Розенштейн, когда Ленчик «доехал» таким образом до полицейского управления.
Ленчик перевел взгляд на помощника полицеймейстера, потом посмотрел на багровых «носильщиков» и опустил ноги. По ступеням крыльца управления он поднялся уже самостоятельно.
– Вот, на ловца и зверь бежит, – представил Розенштейн Ленчика какому-то важному господину, который почему-то занимал кабинет полицеймейстера и чувствовал себя в нем хозяином. – Совершенно случайно, можно сказать, взяли на Гостином дворе.
– Это плохо, что «совершенно случайно», – сухо заметил помощнику полицеймейстера важный господин. – Таких молодчиков, как этот, надлежит задерживать специально.
Ленчик пристально посмотрел на важного господина и промолчал. Вообще, в данной ситуации, когда вас задерживают неизвестно за что полицианты, самое благоразумное поведение – внимательно наблюдать за всем, что происходит вокруг, и покудова помалкивать…
– Я полковник Засецкий, – глядя прямо в глаза Ленчику, произнес важный господин, – чиновник особых поручений Департамента полиции. Особых! Понимаешь ты это? – добавил Засецкий с плохо прикрытой злобой и односторонне перейдя с Ленчиком на «ты». – И у меня поручение от директора Департамента полиции его превосходительства генерала Дурново вывести на чистую воду всю вашу шайку во главе с этим Всеволодом Долгоруковым. Надоел он нам, понимаешь? И вы все, его приспешники и шестерки, надоели до чертиков. А это значит, что с вами церемониться никто не будет, и ваша лафа, то бишь безнаказанность, приказала долго жить…
Ленчик молчал, глядя прямо в лоб полковнику. Не в глаза – в лоб. Этим он мог хоть как-то выразить свое презрение к легавому, поскольку слова были бы лишними и только пуще бы его разозлили.
Кажется, Засецкий это понял и гаркнул:
– В глаза мне смотреть, в глаза!
Ленчик спокойно перевел взгляд и уперся взором прямо в глаза чиновнику особых поручений. Они были ясными, чистыми и злыми, однако в глубине их – невероятно! – проскакивали веселые искорки. Ленчик удивленно приподнял брови и снова промолчал. О-о, он хорошо знает этих легавых. Им пальца в рот не клади, с их ужимками и хорошо продуманными иезуитскими приемчиками дознания…
– Трактирщик Поздняков, Силантий Кузьмич… Помнишь такого? Того самого, держателя трактира на углу Гостинодворской и Большой Проломной улиц, которому вы с приятелем, прикинувшись непроходимо тупыми крестьянами из деревни Елдырино, – здесь полковник Засецкий усмехнулся и добавил: – надо же умудриться придумать такое название для деревни! Кто придумал-то? Ты, что ли, шуткарь?
Ленчик молчал.
– Хорошо, – стер с лица усмешку Засецкий. – Так вот, этот самый трактирщик Поздняков, которому вы с приятелем всучили цементную крошку вместо золотых полуимпериалов, готов написать обращение в полицию. На очной ставке трактирщик узнает тебя, и ты пойдешь под суд. А потом прямиком отправишься в какой-нибудь дальний острог. Ты сидел когда-нибудь в тюрьме, Конюхов?
– Бог миловал, – выдавил из себя Ленчик.
Такого оборота событий он никак не ожидал. И как это они докопались? Ведь с той аферы столько времени прошло? Но вопрос не в этом. Вопрос – что делать и как вести себя дальше, если они все знают? Сейчас, нагнав страху, легавые наверняка обозначат крохотную дверцу, через которую ему представится возможность проскочить и отвертеться от суда. Но за такую любезность придется заплатить. Вот только – чего они захотят?
– Тебе там понравится, – осклабился чиновник особых поручений. – В каземате-то… Для начала тебе там выбьют зубы, чтоб не кусался, а потом поставят тебя вот эдак, – выставил он два пальца. – И сделают из тебя «маргаритку». Ты же вон какой у нас, сытенький да мягонький…
Ленчик непроизвольно скрипнул зубами.
– Ты, паря, зубками-то на меня не скрипи, – отрезал полковник Засецкий. – Побереги зубки-то. Может, в тюрьме их тебе не все выбьют, так что еще пригодятся сухари грызть, что в остроге тебе вместо хлеба выдавать будут. А что касается Бога, так отвернулся он от тебя, Бог-то не привечает мошенников и воров. Но… – в этом месте чиновник особых поручений выдержал небольшую паузу, – местная полиция готова закрыть глаза на это твое «трактирное» дело. Потому что они – люди с добрейшей душой. К тому же Поздняков этот – тоже хорошая шельма! Он ведь и сам хотел смошенничать, вот и поплатился за свою алчность. Получил дорогостоящий урок. И местное Управление полиции готово забыть об этом случае, тем более что произошло это все довольно давно, и при очной ставке трактирщик может просто «ошибиться» за давностью лет и не признать в тебе того «деревенского» парня. Так, господин помощник полицеймейстера? – поднял глаза на Розенштейна полковник Засецкий.
– Точно так, господин чиновник особых поручений Департамента полиции, – по-военному ответил Николай Людвигович. – Трактирщик может не узнать господина Конюхова в том аферисте-«елдыринце», и дело будет закрыто за недостаточностью улик.
– Вот видите, – ощерился Засецкий, – люди они крайне добрые и душевные. И помогут вам, если и вы, в свою очередь, будете благоразумным и проявите расположение к этим замечательным людям. И поможете им. Равно как и мне.
«Ну, вот и началось, – подумал Ленчик, и в животе у него стало прохладно. – Сейчас либо информацию какую попросят выдать, либо вообще предложат Иудой сделаться»…
Взять в оборот Ленчика была идея Розенштейна. Он поделился ею с Острожским, а тот, естественно, не преминул сообщить о ней чиновнику особых поручений. Засецкий принял идею не сразу: все расспрашивал, что-де есть на Ленчика, правда ли, что оснований достаточно, чтобы упрятать его хотя бы в арестантский дом на несколько месяцев. Когда узнал, что оснований нет даже для задержания – засомневался в целесообразности того, что предлагал Розенштейн.
– А если этот Ленчик пошлет всех нас куда подальше? Он имеет на то право. Что, по-вашему, мы должны делать? – начал уже кипятиться Засецкий.
– Если пошлет… тем хуже для него! Привлечем за выражение нецензурной брани в адрес должностного лица, – на полном серьезе ответил Розенштейн. – После чего он будет подвержен штрафу и принудительным общественным работам.
– Что, заставите его улицу мести и конские яблоки подбирать? И это все?! – насмешливо посмотрел на Николая Людвиговича полковник.
– Да вы не сомневайтесь, – принялся уговаривать Засецкого Розенштейн. – Я эту уголовную братию
