– Ступайте!
– Но поймите, нам нужны ваши показания! – давил на промышленника Яков Викентьевич. – Вы же потеряли деньги, много денег! Причем посредством обмана господином Долгоруковым и его шайкой. Без вашего обращения к нам мы не сможем вернуть вам ваши деньги и прижать хвост этому мошеннику и аферисту!
Феоктистов, расположившись в глубоком кресле, лишь обреченно махнул рукой.
– Илья Никифорович, и он, и его шайка будут продолжать безнаказанно отнимать деньги у честных граждан путем обмана и махинаций!
Последнюю фразу Николай Людвигович мог и не говорить. Честным человеком господин Феоктистов никогда не был, и его совершенно не волновало, что этот Долгоруков будет продолжать обманывать «честных людей». Какое дело до них ему, Илье Никифоровичу Феоктистову? И вообще, какое ему дело до других людей? Да никакого!
– Я ничего не терял, – произнес нетерпеливо Феоктистов и нервно улыбнулся. – Все это было недоразуменим и ошибкой…
– Ошибкой?! – едва не задохнулся от удивления и негодования Розенштейн. – Утрата почти трех миллионов рублей для вас – «просто ошибка»? Я не верю собственным ушам!
– Еще раз повторяю, – Илья Никифорович уже устало посмотрел на Розенштейна, – никаких денег я не терял.
– Но не далее как вчера вечером вы, сударь, все время твердили, что у вас пропали почти три миллиона рублей, а если быть точнее, два миллиона семьсот пятьдесят тысяч рублей, и требовали от нас их вернуть! – напомнил Феоктистову его слова Николай Людвигович. – Вы это помните? Как вы объясните такое свое поведение?
– Да, признаю, я говорил такие слова, – виновато произнес Феоктистов. – Мне и правда тогда казалось, что я утратил какую-то крупную сумму, вы правы, где-то около трех миллионов, но потом выяснилось, что она у меня в другом месте, и я об этом просто позабыл.
– Как так?!
– Ну, запамятовал, такое со мной, к сожалению, случается. Возраст, знаете ли… Так что прошу прощения за причиненное беспокойство, но мои деньги нашлись, а стало быть, никакой утраты нет, как и мошенничества со стороны господина Долгорукова по отношению ко мне…
Разговор происходил в кабинете исполняющего обязанности полицеймейстера Острожского. Сам Яков Викентьевич скромно сидел в уголочке и помалкивал. Он уже понял, что Всеволод Долгоруков успел обработать Феоктистова, связав его какими-то обязательствами, или запугал откровенным шантажом, способным уничтожить. А значит, обращаться в полицию за помощью мильонщик не станет.
– Заканчивайте, Николай Людвигович, – тоном человека, покорившегося судьбе, произнес Острожский. – Это все пустое, вы лишь сотрясаете воздух без всяческой пользы… Вы же видите, господин Феоктистов не желает нам помочь. Или не может под давлением
– Совершенно верно, – повернулся в его сторону Илья Никифорович, будто бы не замечая никакого подтекста в словах Острожского. – Я бы и рад вам помочь вывести на чистую воду жуликов, только никакого жульничества со мной никто не совершал…
– Ну, вот и славно, господин Феоктистов, – поднялся со своего места Яков Викентьевич. – Претензий к нам у вас ведь не имеется?
– Не имеется, – ответил мильонщик и выдал подобие улыбки.
– У нас тоже нет к вам претензий, – улыбнулся в ответ Яков Викентьевич. – Пока нет, – добавил он уже ледяным тоном. – Ступайте домой, господин Феоктистов, и пусть вам снятся только хорошие сны.
– Благодарствуйте, – как-то по-крестьянски ответил мильонщик и бочком выбрался из кабинета.
– Зря вы его отпустили, – посетовал Николай Людвигович. – Если бы его поприжать еще малость…
– Прижимай его, не прижимай, все равно он ничего не напишет и не скажет, – оборвал своего помощника Острожский. – Господин Долгоруков обошел нас и здесь… – Яков Викентьевич горько усмехнулся: – Что ж, следует признать, что он обыграл нас вчистую. Умыл, так сказать. А умен ведь, шельма, а?
Розенштейн пожал плечами, потом, немного подумав, кивнул:
– Согласен с вами, Яков Викентьевич. Умен и хитер. Но тем и опасен! Если вы позволите мне еще покопаться в этом деле, то, возможно, я и смогу…
– Нет, не позволю, Николай Людвигович, – снова не дал договорить своему помощнику Острожский. – И посоветую вам поскорее забыть об этом деле. Не было ничего, и точка…
– Хорошо, господин исполняющий должность полицеймейстера, – перейдя на официальный тон, ответил Розенштейн.
– Вот и славно, – с некоторым облегчением резюмировал Острожский.
– Разрешите идти?
– Чем намерены заняться, господин Розенштейн?
– Жду ваших приказаний, – ответил Николай Людвигович.
– Что ж, – усмехнулся исполняющий обязанности казанского полицеймейстера, – приказание остается прежним: найти и обезвредить банду «Черных воронов». И чем скорее – тем лучше…
– Слушаюсь, – ответил Розенштейн и повернулся, чтобы выйти.
– Минуточку, – остановил его Острожский. – А где этот баул с «куклой»?
– В моем кабинете, – посмотрел на начальника помощник.
– Уничтожьте его.
– Понял.
– Да и еще… – Острожский помедлил. – И принесите мне папку. Ту, что с красными тесемками…
Илья Никифорович возвращался на извозчике к себе домой и думал.
Вот ведь как получается: кто-то зарабатывает деньги тяжким трудом, потом и кровью, рискует, не спит ночей, изворачивается, бьется за каждую копейку, а кто-то, как этот Долгоруков со своей шайкой, придумав хитроумный план, отбирают эти деньги, не ударив при этом палец о палец. То есть единственно поработав своими мозгами. А это несправедливо. Таких, как Долгоруков, нужно наказывать и сажать в тюрьму или отправлять на каторгу, но, увольте, господа, без его помощи! И вообще, для наказания существуют фискальные органы: полиция, суды, жандармерия. Пусть они отрабатывают свой хлеб. Им за поимку преступников и их наказание жалованье платят… И весьма немалое!
Коляску подкинуло на каком-то ухабе, и мысль пропала. Взамен ее пришла другая, про Наталию Георгиевну. Вот ведь какая зараза оказалась…
Когда он подъехал к ее дому – тьфу ты, к ее, к своему дому – в Собачьем переулке, дом был пуст. Так и не достучавшись, Феоктистов открыл входную дверь своим ключом и сразу почувствовал неладное. Все вроде бы оставалось, как прежде, но чего-то явно недоставало.
Илья Никифорович прошелся по комнатам и понял: недоставало вещей Наталии. Вывод был однозначен: девица, не попрощавшись и не сказав последнее «прости», попросту съехала, то бишь сбежала. Вот она – людская благодарность! Впрочем, чего еще ожидать от таких вот дамочек! А не он разве лелеял ее, дал крышу над головой, кормил, поил, одевал… И спросить-то было не у кого, куда, мол, подевалась постоялица этого дома, поскольку сам выбирал такой дом, чтобы подальше от людского глаза.
Конечно, это они все устроили. Долгоруков с этим «графом» и стариком Огонь-Догановским. А ведь Алексей Васильевич показался ему таким благообразным и вызывающим доверие господином! Никому нельзя доверять в нынешнее время. Вот, поверил проходимцам – и что в результате? Лишился без малого
