Люцерн отмахнулся от извинений. Он сам выключил будильник, поэтому ей не за что было
извиняться. И он думал, что вряд ли ей понравится тот факт, что он прокрался в её комнату, пока она спала. Она определенно не захотела бы знать, что он стоял около её кровати,
некоторое время, наблюдая ее сон, очарованный, смотря на ее невинное выражение во сне, наблюдая взлет и падение кроликов на ее ночной рубашке, в то время как она дышала. Как
он хотел потянуть верх этой рубашки подальше от ее горла, чтобы увидеть, пульс
бьющийся там. Нет, она определенно не захочет все это знать, поэтому он держал рот на
замке и снова глотнул кофе .
Напиток был горьким, но странно вкусным варевом. Люцерн не мог понять, почему избегал
этого все эти годы. Правда, он был предупрежден, что стимулятор в кофе поразит его тело
дважды так же сильно как человека, но он еще не заметил эффект. Конечно, он сделал только
пару глотков. Возможно, ему не следует рисковать. Он поставил чашку.
-'Так, что мы сделаем?' спросил он резко, отдаляя Кейт от темы его вчерашних проверок.
-'Ну, я поделила письма на категории. У большинства из них есть подобные темы или
вопросы, такой как- напишете ли Вы потом историю Люцерна или Бастьена,' -объяснила
она. -'Таким образом, я поместила все, которые задают этот вопрос в одну кучу. Так ты
можешь написать образец для каждой кучи, уменьшив их количество, так ты напишешь
приблизительно двадцать, а не сотни и сотни.'
-'Конечно, было бы хорошо, если бы ты прочитал каждое письмо и написали строчку или
две, чтобы индивидуализировать твой ответ,' добавила она, испытывающее.
Люцерн предположил, что она думала, что идея всей этой работ будет раздражать его. Что и
сделало. Он не мог помочь, но проворчал, -'У меня не было подобных трудностей со своими
другими книгами.'
-'Другие книги? ' - Она моргнула недоумевая, затем сказала,- 'О. ты имеешь в виду свои
исторические тексты. Ну, это другое. Те были научной литературой. Большинство из них
используется в университетах. Студенты редко пишут письма поклонников .'
Люцерн сгримасничал и проглотил ещё кофе. Это помогло ему не сказать ей, что его романы
тоже были научной литературой, и что ими только торговали как романами про вампиров.
-'Так или иначе, я думаю, что у нас есть достаточно категорий, чтобы начать. Я могу
рассказать тебе, про что каждая категория, и ты можешь составить своего рода общий ответ
каждой, в то время как я продолжу сортировать остальную часть писем,' предложила она .
Кивнув уступая, Люцерн скрестил руки и ждал.
-'Разве тебе не нужно взять ручку и бумагу или что-то ещё?'- спросила она. -'Вы что не
забудете ни одно? Здесь по крайней мере двадцать категорий и …'
-'У меня есть превосходная память,'- объявил Люцерн.- 'Продолжай'.
Кейт медленно повернулась вкруг, очевидно пытаясь решить, откуда начать. -'Боже мой, он
говорит как тот лысый парень из Король и я,' - услышал он ее бормотание.
Люцерн знал, что он, как предполагалось не должен был этого услышать, но у него был
хороший слух. Он наслаждался её раздражением, поэтому он добавил, комментируя, -'Ты
имеешь в виду Юла Бриннера.'
Она повернулась вокруг, чтобы посмотреть на него с тревогой, он кивнул. -'Он играл короля
Сайама, и прекрасно справился с этой ролью.'
Кейт заколебалась; потом, очевидно решив, что он не был сердит, она немного расслабилась
и даже улыбнулась. -'Это - один из моих любимых фильмов.'
-'О, они сделали кино из этого?' - спросил он с интересом.- 'Я видел живую игру на
премьере.'
Когда она посмотрела с неуверенностью, он понял что, видел Бродвейское шоу Роджерса и
Хаммерстайна – на премьере в 1951, и если он не ошибся – то они встречалось с ним лично.
Что было невозможно, поскольку он выглядел на лет тридцать, поэтому было
неудивительно, что она казалась озадаченной. Откашлявшись, он добавил,- 'Возрождение, конечно. Это было хитом на Бродвее в 1977.'
Ее брови поднялись. -'Тебе тогда было….сколько? Семь? Восемь?'
Несклонный ко лжи, Люцерн просто проворчал. Он добавил,- 'У меня превосходная
память.'
-'Да. Конечно.'- Кейт вздохнула и подняла письмо. Она читала вслух,-' 'Уважаемый мистер
Аржено. Я обожаю читать Укусы любви, оба тома. Но первый - мой любимый. У Вас
действительно есть талант! Средневековое описание этого романа было настолько
реалистичным, что я почти поверила, что Вы были там.''- Кейт сделала паузу и посмотрела.-
'Все письма в этой куче хвалят Вас за реализм и за то, что когда они читают, им кажется, что
Вы как будто были там.'
Когда Люцерн просто кивнул, она нахмурилась. -'И?'
-'Ну, что?' - спросил он с удивлением.
'Читатель прав.'
'Читатель прав?'- Она зевнула.- 'Это - то, что ты собираешься написать? 'Дорогой читатель, Вы правы?''
Люцерн мягко пожал плечами, задаваясь вопросом, почему она повысила свой голос.
Читатель был прав. Его книги дали читателю ощущение, как будто он был там, в
средневековые времена. Поскольку он и был. Не во время, когда его родители встретились, но немного позже - и в те дни, изменение было достаточно медленным, поэтому не сильно
отличалось.
Он наблюдал, как его редактор кинула письмо назад к груде и двинулась к другому. Она
бормотала нелестные описания. 'Нечувствительный' и 'недостаток в социальных навыках'
были только два, которые, как предполагалось, Люцерн не должен был услышать.
Он не был оскорблен. Ему было шестьсот лет. За это время человек получил некоторую
уверенность в себе. Люцерн знал, что большинству людей он кажется высокомерными.
Нечувствительным, конечно, и он знал, что его социальные навыки были несколько ржавы.
Этьен и Бастьен всегда были лучше в этом. И все же, после лет проживания как
затворнический автор, он испытывал их недостаток и знал это.
Однако, он не видел серьезного основание улучшить эти навыки. Он был на той стадии
жизни, когда произведение впечатления на кого-то походило на груз беспокойства.
Однажды у него на обед была официантка, она объяснила то, что он чувствовал. Она сказала,
'Вы можете работать, и все прекрасно. Большинство клиентов довольно хороши, хотя может
попасться один плохой. Но иногда Вы получаете реально противного клиента, или даже двух
или трёх подряд, и они достают Вас, делают Вас усталыми и несчастными, заставляют
чувствовать, что всё человечество отстой. Потом ребенок может проворковать и улыбнуться
Вам, или другой клиент скажет 'Тяжёлая ночь?' с сочувствующей улыбкой. Тогда Ваше
настроение улучшится, и Вы возможно поймете, что люди не столь плохи.'
Ну, Люцерн перенес несколько плохих десятилетий, и чувствовал себя усталым и
подавленным и как будто целый человеческий род такой отстой. У него не было энергии или
