Пугачева оккупировала Галкина (или наоборот?); от Тины Канделаки ушел муж (или еще не ушел?). В этом изменчивом мире лишь Жириновский стабилен. Сидит наш «Главный герой» (название передачи) мирно на лавочке при пионерском галстуке, в руках держит горн и самозабвенно воет на луну. Получилось славно…
31 декабря 1995-го занялась заря нового телевизионного летоисчисления – в эфир вышли «Старые песни о главном», коллективное детище Константина Эрнста и Леонида Парфенова. Постмодернистский проект, в котором известные современные исполнители перепевали советские хиты, обернулся своей противоположностью. Основная масса зрителей, не способная воспринимать игровую эстетику, сочла новый цикл ностальгическим, реанимирующим хотя бы в телеварианте утерянную колхозную соборность с танцами под гармошку. Казалось бы, только-только вынырнули из-под глыб тоталитарного прошлого, – и тут же принялись по нему истово рыдать. Генпродюсеры данный парадокс учли. Не ожидая милости от природы, они тотчас стали придумывать народ, под которого потом уже придумали новое ТВ. Поскольку самыми яркими социальными типами того времени значились новые русские, то и граница идентичности проходила в основном через одноклеточных пацанов, еще вчера выносивших из камеры парашу. Такой народ следовало развлекать «Аншлагом», шансоном, сериалом «Клубничка» и образовывать с помощью краткого курса истории искусств от Юрия Грымова. Помните, как в заставках на миг оживали великие полотна? Вырванные из вековой среды своего обитания, они мгновенно превращались в лубок. Грымов соединил русскую классику с опытами итальянского физиолога Гальвани. (Тот пропускал ток через мертвую лягушку и она дрыгала лапкой.) Через некоторое время уже и этот пошлый синоним механистичности стал представляться едва ли не искусством.
Пошлость распространялась со скоростью перхоти. Реклама с ее ставкой на поддельные чувства, мысли, поддельную красивость стала мощным катализатором процесса. «У меня новые прокладки, ведь я этого достойна», – утверждали с экрана идеальные женщины. Понятие человеческого достоинства стремительно перемещалось в телесный низ. Даже самые уважаемые люди перестали стесняться физиологичности рекламных роликов, в которых снимались. Гордая царица Тамара Гвердцители сообщала своим поклонниам с завидной частотой: с тех пор, как я стала пользоваться специальным шампунем, у меня нет проблем с перхотью даже при окраске и завивке волос. Зато у меня появились проблемы с Гвердцители – без перхоти она мне нравилась уже значительно меньше.
У Григория Померанца есть одно интересное наблюдение. Русская культура, как, пожалуй, ни одна другая культура мира, дорого заплатила за богатство духа, за открытие глубин, недоступных среднему человеку. Плата эта – пошлость. Причем, да возрадуются патриоты, пошлость наша действительно первородна. Это понятие даже Набоков не мог перевести на английский, так и писал:
Год назад была предпринята удачная попытка выхода из канона. Передача «Прожекторперисхилтон» показала, что даже на ниве юмора может произрастать не только Петросян. Успех был закреплен блистательной пародийной «Большой разницей». Но, видимо, окончательно закодироваться от пошлости так же сложно, как от алкоголизма.
Новое развлекательное шоу Первого канала «Рубик Великолепный» поражает своей бессмысленностью. Как один и тот же генеральный продюсер Александр Цекало может одновременно делать «Большую разницу» и «Прожекторперисхилтон» (где он – художник, расширяющий возможности телеязыка) и «Рубика», реанимирующего худшие петросяновские образцы? Так не бывает. Талантливый человек тем и отличается от неталантливого, что даже в самой отчаянной халтуре не опускается ниже определенного уровня.
Но вот – свершилось, опустился. Можно попытаться понять, с какими целями канал решил адаптировать под российские реалии лицензионное шоу
В наших угрюмых палестинах, где процветает ксенофобия, а к стилистике игры относятся со звериной серьезностью, к таким начинаниям нужно приступать с особой тщательностью. Только передаче «Наша
Впрочем, данные чувства – это одна сторона вопроса. Вторая связана с качеством шоу. Рубик, то есть Рубен Джагинян, мило смотрелся в ереванской команде КВН. Но в своей передаче ему не удалось придумать не только образ, но даже подобие пристойной маски. Совсем невыразительны и родственники, слизанные с забавнейшей «Семейки Осборнов».
А вот кто всегда ниже уровня разговора, так это наши звезды. Можно, конечно, еще и в таком формате сделать ставку на бюст Анны Семенович. Однако не проще ли назначить бюст главным героем отдельного цикла и наконец успокоиться? У Гоголя есть «Нос», у Семенович будет «Грудь». Нос гуляет по Невскому, грудь – по Останкино, берет интервью у других звезд с не менее выдающимися частями тела. Но если симпатичная Анна понимает, что ей лучше помалкивать, то остальные гости не столь предусмотрительны. Дмитрий Дибров глаголил много, но как-то растерянно; Тимур Родригес нервически суетился; Брежнева с уверенностью Сары Бернар (и с элитным днепропетровским акцентом) заявляла: не мыслю свою жизнь без сцены. Ничего смешней этой реплики в программе так и не прозвучало. Зато в очередной раз выяснилось, что наши звезды совершенно неспособны к импровизации. Весь этот неуемный интернационал не только много шутил, его еще и пел дурными голосами. Лет десять назад символом пошлости на ТВ считался ныне респектабельный член Госдумы Валерий Комиссаров; его тогдашний имидж трактирного полового отлично гармонировал с атмосферой гинекологического кабинета, царящей на его программах. На фоне Рубика и тот Комиссаров выглядит членом палаты лордов.
Наверное, телевизионным топ-менеджерам пора придумывать новый народ. Смотрят «Рубика», но ведь и «Подстрочник», как гласят рейтинги, смотрят. Народ у нас покорный, послушный, примет все, что даровано сверху.
Более века назад на Семеновском плацу водрузили эшафот для цареубийц. Потом на месте виселицы построили карусели с зайцами, свиньями, слонами. Народ с восторгом приветствовал оба начинания.
Ни под орлом, ни под серпом
Переделкино. Июль. Жара. У открытой калитки Дома творчества дежурит маленький Миша Козаков, сын «большого» Михаила Козакова. Он честно предупреждает любого, кто вознамерится пересечь заветную черту: не ходите туда, там папа читает Бродского. «Папа» читает часами, невзирая на утомленных слушателей, всегда, везде, и не только Бродского, но и Пушкина, Самойлова, Державина, Цветаеву, Тарковского. Для него неважна аудитория: сгодится зал Чайковского, модный клуб, переделкинская беседка с десятью древними старухами, девять из которых мнят себя любовницами Блока.
Думаю, главное из искусств для Козакова, которому сегодня исполняется 75 лет, – Слово. Ему он служит истово, трепетно, преданно. Именно эта любовь вдохновляет все сделанное М. К., в том числе и на ТВ. В основе его телеработ всегда великолепная литература: «Фауст» Гете, «Маскарад» Лермонтова, «И свет во тьме светит» Толстого, «Последняя жертва» Островского, «Визит дамы» Дюрренмата, «Тень» Евгения
