советской властью. Убывающий стиль – важная примета сегодняшнего дня. Путинское время начиналось с жестких брутальных мотивов. Размягченный ельцинским либерализмом электорат жаждал эффективных действий в формате «мочить в сортире». А теперь мы видим нежного, улыбчивого, гладколицего Владимира Владимировича, который настолько хочет всем понравиться, что готов на Селигере хоть скалолазаньем заниматься, хоть правым поворотом при красном сигнале светофора, хоть цитировать хит группы «Комбинация» «А я люблю военных, красивых, здоровенных». Если еще недавно на вопрос о будущем президентстве он отвечал – мы договоримся с Дмитрием Анатольевичем, то теперь с голубиной кротостью обнадеживает: мы с вами посоветуемся. Забыл, наверное, что с нами можно посоветоваться только одним путем – с помощью открытых прозрачных выборов.
Утрата стиля фокусируется в деталях, нюансах, бликах на воде. Возьмем такой важный сюжет, как наука расставанья с лицами из высшего эшелона власти. В последнее десятилетие вновь стал актуальным старинный российский сценарий, подмеченный еще Фридрихом II: Петра III свергли с престола как ребенка, которого посылают спать. На очередной день рождения Михаилу Касьянову подарил лыжи лично Путин и вскоре тихо отправил виновника торжества (вместе с ценным подарком) на заслуженный отдых. У Михаила Фрадкова лыжи уже были, но он захотел поменять картинку в телевизоре, а вместо этого поменяли его самого. И тотчас стала другой картинка. Заколосилась на экране золотая пшеница, приоткрылись закрома родины, оторопевшие пейзане из совхоза «Раздолье» запели осанну своему бывшему начальнику Виктору Зубкову, стремительно переквалифицированному в премьер-министры. Сам Фрадков, сияя счастьем, долго и вдохновенно благодарил Путина за оказанную честь. Касьянов никого не благодарил – взял в охапку лыжи и покинул Белый дом.
Совсем другая история – освобождение Санкт-Петербурга от Валентины Матвиенко. Девушка с Красненькой речки с первых шагов триумфального восхождения к сияющим вершинам Совета Федерации погрязла в скандалах. А все потому, что размылись правила игры, и воцарился страх. Одно дело – блистать на фоне роскошных имперских фасадов и совсем другое – быть избранной в городе, жаждущем освобождения именно от твоей власти. Телевидение со свойственным ему хладнокровием предпочитает не замечать не только данный ракурс, но и саму Валентину Ивановну. Делается это так. В День Военно- морского флота идет репортаж об открытии после реставрации фасада (ох уж эти фасады!) Морского собора в Кронштадте. В кадре – две ослепительные дамы в черно-белой гамме, Светлана Медведева и Валентина Матвиенко. Первая произносит речи; о второй, которая все время рядом, корреспондент словно забыл, даже имя ее не назвал. С интересом смотрю другие каналы – повторяется та же история. Матвиенко вроде бы есть, а вроде бы ее уже и нет. Случайность? Да нет, закономерность.
Время промежутка, как сказал бы Юрий Тынянов, отмечено печатью нарастающего распада. Праздник Военноморского флота, проходящий на фоне свежих водных трагедий (на Волге затонул теплоход «Булгария», на Москве-реке – прогулочный катер), «ящик» отметил бурно, парадами и фейерверками. Суровый и местами загадочный Дмитрий Медведев, прибывший на торжества в Балтийск, Петром Первым вглядывается в новый корвет «Сообразительный». Корреспондент Евгений Рожков в восторге от корвета. Он десантный, распахивает люки, из которых появляются БТРы, и, самое удивительное, не унимается Рожков, все плывет. Очень уместное замечание, потому что, увы, далеко не все, что приписано у нас к воде, плывет.
Зато в России нет дефолта, а в Америке – есть. Именно в этом до самого последнего мгновения, когда опасность рассосалась, уверяли нас храбрые каналармейцы, нашедшие в гипотетическом американском дефолте мощный источник вдохновения. Корреспондент Павел Зарубин радостно сообщает: «До объявления дефолта крупнейшей экономики мира осталось два дня». Он, Зарубин, знает это точно, потому что настоящий патриот и думает прежде всего о родине: «Нехорошие предчувствия перед последним летним месяцем теперь не только российская традиция». Наконец-то нам полегчало.
Я еще могу понять юного Зарубина – его так учили. Только такие сообразительные, словно балтийский корвет, первые ученики сегодня и удерживаются на плаву. Труднее понять канал «Культура», решивший продемонстрировать мастер-класс Михалкова, имевший место 16 марта нынешнего года, с цензурными изъятиями. Тот самый мастер-класс, в котором Никита Сергеевич высказался о японской катастрофе, ниспосланной свыше за грехи земные. Стоит ли говорить о том, что в записи отменно длинного и отменно скучного, сотканного из общих мест мастер-класса осталось все, кроме ставшей крылатой фразы? Сколько о ней было говорено, сам автор даже «Бесогон ТВ» открыл для того, чтобы объясниться с непонимающими его соотечественниками, и вдруг именно эти слова вырезаны цензурными ножницами. Вот уж где уместна реплика, брошенная все на том же мастер-классе Михалковым от имени Господа: «Ребята, вы чего?»
На почве последнего десятилетия, взращенные цинизмом и равнодушием, выросли дивные цветы. Закольцуем сюжет Селигером. Вот милая девушка задает вопрос Путину: «Может, России стоит вернуться к тоталитаризму? Ведь при Сталине коррупции не было?» Вопрос прерывается одобрительными аплодисментами будущей элиты нации. Вот Путин отвечает: «Это неэффективный способ управления, тупиковый путь, подобное государство обречено. Так случилось с Советским Союзом». И снова слышны одобрительные аплодисменты…
В ожидании Мао
Чем активней народный фронт наступает на народ, тем крепче сумятица в головах электората. Разбираться в оттенках единомыслия скоро, кажется, уже будет не под силу никому. Бедный Борис Грызлов всякий раз пугается телекамеры – у него нет сил с угасающим пылом настаивать на первородстве «Единой России». Даже Владимир Путин все чаще путается в платформах. Все-таки ставка на народность – тяжелое бремя для российской власти, плохо знающей свой народ.
Мой любимый тележанр, паркетная хроника, ежедневно фиксирует тяжесть данного бремени. Вот Николай Федоров, глава Института социально-экономических и политических исследований (его структуры готовят программы для «Единой России» и «Общероссийского народного фронта»), со сдержанной радостью в голосе докладывает премьер-министру об успехах нового ведомства: «Свои пожелания высказали более одного миллиона граждан страны.
– Более миллиона? – восхищенно, но с легким оттенком недоверия переспрашивает Путин.
– Да, – уверенно продолжает Федоров, – и наши материалы выражают боль и страдания граждан России, что позволяет назвать полученный документ народной программой.
– Прежде всего, это программа “Единой России”, – уточняет Путин. И тут же сам себя поправляет: – Хотя это уже больше, чем партийная программа».
Уж сколько их упало в эту бездну, сколько партийных программ, выражающих «боль и страдания граждан», знала многострадальная Россия! Двадцать лет назад мы вроде бы распрощались со страной Советов – и вот, пожалуйста, снова разыгрывается подзабытая карта. Впрочем, хотя бы один смысл в ней есть. Она придает завершенность телевизионному образу (а другого и нет) Путина, сконструированного по известной уваровской триаде: православие – самодержавие – народность.
Вспомним внятный жест – сразу после инаугурации Владимир Владимирович не только под камеры посетил храм, но и познакомил россиян со своим тогдашним духовником, архимандритом Тихоном (Шевкуновым). Далее началось невиданное единение государства и РПЦ, а отец Тихон с его изысканиями о Византии стал просто звездой экрана. К концу десятилетия звезда с экрана испарилась, православные страсти поулеглись. Самодержавие, именуемое в наших широтах вертикалью власти, тоже, видимо, уже сыграло свою роль в качестве стержня путинского образа. А вот народность сегодня востребована как никогда прежде. Хотя и раньше все, что делал амфороносец в сфере покорения земных, водных и небесных стихий, он делал исключительно для своих подданных. Но почувствуйте разницу: в предыдущие президентские сроки Путин хотел, чтобы его любили, а теперь он хочет любить сам. В каждом выступлении премьер педалирует тему, связанную с заботами конкретных людей. Владимир Владимирович и торс обнажает теперь не пошлого пиара ради, а для благой цели единения с народом – вот, мол, и я, как вы, болею, плечо сорвал на татами, решил показаться травматологу обычной смоленской больницы.
Хорошо было Сталину. У него проблема с народностью решалась росчерком пера. Машинописный экземпляр своей Биографии (первый вариант которой был подготовлен тов. Адоратским, адептом марксизма) вождь, как свидетельствуют документы, читал очень внимательно. Там было написано: «Сталин – это Ленин сегодня». Вождь лично внес правку: «Сталин – это Ленин сегодня, как говорят у нас в народе».
