Стоило ему отойти подальше, как с соседней делянки один за другим поднялись четверо. Они были в разной стадии разоблаченности, но нетрудно было узнать в них вчерашних знакомцев. С удивлением Женя открыла для себя, что среди них есть девушка.
— Какая приятная неожиданность, — расплылся от удовольствия тот, что оценивал в магазине альбом.
— Флип по вас сохнет, — доверительно сообщила ей барышня. — Покажи, Флип, как ты сохнешь.
Флип показал.
— Не помешали? — спросил долговязый, усаживаясь на край подстилки.
— Вон мой муж, — Женя показала.
— Очень приятно. Флип, — отрекомендовался в сторону моря парень, молодцевато щелкнув каблуками.
— А уж как ему приятно, — хмыкнул долговязый.
— Что вам надо?
— Что нам надо? — Флип переадресовал вопрос девице, та — обнимавшему ее парню, тот — долговязому, долговязый — снова Флипу. Последний развел руками:
— Видимо, вам лучше знать, что нам надо.
— Что здесь происходит? — Федоров, так и не дойдя до воды, вернулся обратно.
— Мы тут играем, — кокетливо сказала барышня.
— Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь, — процитировал Флип.
— Хорошо ли мы знаем анатомию человека! — возвестил долговязый в стиле телеведущего и первым начал: —
—
—
Федоров настороженно молчал, решая в уме, насколько невинны эти шалости.
— Ну? На «о»? — подгонял его Флип.
— Сейчас! Сейчас он скажет, — засуетился долговязый, изображая ярого болельщика Федорова. — Ну… такой о-о-орган…
— Не подсказывать! — вмешался все это время молчавший парень. У него оказался легкий акцент.
— А не пойти ли вам, ребятки… — Федоров шагнул к долговязому.
— Понял! — тот резво отскочил метра на три.
— Нам расскажешь? — попросила его девушка.
— Он тебе и расскажет и покажет, — пообещал молчун.
Под хохот, под магнитофонные жалобы ситары компания отвалила.
— Ничего так, — веселилась барышня. — Такой о-о-орган!..
— А этот-то, этот… — долговязый изобразил Федорова.
Все так и покатились.
— Слышь, Жучок, — Флип толкнул в бок долговязого, — а не познакомить ли нам ее с Игоряхой?
— С Игоряхой?
— Есть идея!
Компания скрылась за дюнами.
Возле торгового центра, на развале, Федоров приглядел низку бус. Женя вмешалась:
— Это же грубо!
— Ей и нужен грубый необработанный янтарь.
— Грубый тоже бывает разный. — Она приложила к груди бусы. — Сам не видишь?
Федоров уже отсчитывал бумажки:
— Будь здоров, труженик моря!
— С тобой что-нибудь покупать! — она махнула рукой.
— Подожди, — он направился к междугороднему телефону-автомату.
— В редакцию? — догадалась она.
Он покивал, слушая гудки.
— Роман Григорьевич? — забасил он в трубку. — Федоров. Так… так… Офтальмологи? Понял… Сделаем, какой разговор… В понедельник, как договаривались. Как там мой очкарик?.. На обложке? Угу. Угу. Погода блеск… Передам со всеми онерами… И вас туда же.
— Слушай, — сказал он, вешая трубку, — офтальмологи — это по бабочкам, что ли?
— Ага, по молоденьким.
— Нет, правда?
— А что?
— Да симпозиум у них тут, шеф просил пощелкать.
— Леша, мы за целый год впервые, можно сказать…
— Жень, ну ладно. Каких-то три дня…
— Три дня?!
— Погоди, это ж не с утра до вечера. Покручусь, то, се. Ну чего ты?.. Ты куда, Жень?
— Не трогай меня!
— Жень, шеф просил тебе передать, чтобы ты не делала глупостей.
— Так и сказал? — довольно кисло улыбнулась она.
— Так и сказал. Уж если кому делать глупости, говорит, так тебе, Федоров. По крайней мере, бухгалтерия оплатит.
— Твои глупости оплатить — никаких денег не хватит.
В художественном салоне Женя заинтересовалась браслетом с овальным агатом. Браслет, тоже овальный, красиво охватывал запястье, подчеркивая смуглость кожи.
— Нержавейка? — спросил Федоров.
— Вы, молодой человек, на цену посмотрите, — заметила продавщица, годившаяся ему в дочери.
Женя со вздохом расстегнула браслет и положила на прилавок.
— Выпишите, — попросил Алексей.
— Ты с ума сошел! Мы ж останемся без копейки!
— Считай, что платит мой очкарик за то, что я сделал ему рекламу. — Он укоризненно взглянул на продавщицу. — Ну, что же вы, мамаша?
Женя заперла изнутри дверь их номера.
— Ты чего? — удивился он.
— Не выпущу! Он будет три дня развлекаться, а я тут…
— Женька, брось дурить.
— Пощелкать ему захотелось! — она оттеснила его вглубь комнаты. — Щелкунчик!
— Жень, у нас мало времени…
— У нас? — она округлила глаза. — У нас с тобой, Лешенька, вагон времени. Большой такой, мягкий- мягкий и пустой-препустой вагон на двоих…
— Эй!.. — Алексей тихонько подул ей в ухо. — Сонюшка!..
Он стоял, одетый, на коленях возле кровати, за окном начинало смеркаться, а она все спала.
— Встава-ай, — он потряс ее за плечо, — вставай, а то без нас все выпьют.
Она замотала головой, не открывая глаз.
— Тебе же хуже, сейчас я буду петь колыбельную!
Губы у Жени дрогнули в улыбке, а между тем Федоров приступил к исполнению страшной
