— Мяч мой цел?
— Цел, Костенька, что с ним станет, — улыбнулась Мария Ефимовна и, чтобы сделать сыну приятное, полезла в шкаф, вынула мяч, протерла его влажной фланелевой тряпкой и хотела было положить обратно.
Но сын сказал:
— Дай мне.
— Зачем?
— Пойду постукаю.
— Зачем же идти? — не поняла Мария Ефимовна. — Поиграй мячиком здесь. Пол у нас чистый. Соседи снизу в Сочи уехали. Стукнешь об пол парочку раз и положишь в шкаф. Чего во двор выносить — грязный будет.
О том, что предложение матери — полнейшая нелепость, догадался даже Александр Маркелович, хотя был далеко не знатоком спорта. К тому же он хотел доставить сыну какое-то удовольствие, поэтому сказал:
— Нет, Маша, он не руками хочет играть. Правда, Костя?
Булочкин-младший снисходительно махнул головой.
— Вот видишь, — скромно подытожил Александр Маркелович.
Но Мария Ефимовна не собиралась сдавать позиций.
И пошла в квартире Булочкиных с того часа «борьба за мяч». Мария Ефимовна все старалась его в шкаф упрятать, Костя, наигравшись во дворе, прибегал домой и совал мяч в угол возле буфета.
Он прикинул, что мать, когда вернется, непременно подойдет к мячу, может, не сразу, даже лучше, если не сразу, но подойдет. Поднимет, тут и обнаружит записку.
И вот записка уже тряслась в яростных руках родителей.
— Скорее в девятую квартиру, — переглянувшись, изрекли отец и мать.
Но в девятой квартире Булочкиным никто не открыл: там никого не было. Они ходили туда несколько раз вплоть до позднего вечера — тот же результат.
В одиннадцать часов Булочкины решили сходить снова.
Девятая квартира долго молчала. Наконец за дверью послышались шарканье и недовольный разбуженный прокуренно-хриплый голос:
— Кого черт по ночам носит? Спать людям не дают. Кто там?
— Откройте, пожалуйста, мы насчет вашего сына.
— Какого такого сына? Отродясь сына не было. Дочь вот есть, а сына не припомню. Не по адресу обращаетесь.
— Да откройте же, — взмолилась нежным голосом Мария Ефимовна. — Мы по поводу Миши.
— Миши, — произнес голос. — Так это мой племянник. Сейчас открою. Взгляну, кому это он ночью понадобился.
— Мы Булочкины, из третьей квартиры, — хором произнесли Мария Ефимовна и Александр Маркелович, когда перед ними на ширину цепочки приоткрылась дверь.
Недоверчиво-иронически худощавая физиономия Мишиной тетушки прищурила глаза из-под нависших надо лбом бигуди:
— Что он там натворил?
— Видите ли, мы вообще-то не насчет Миши, а насчет Кости, — начала пояснения Мария Ефимовна.
— Вы меня извините, — передернулась тетушка, — но это называется нахальством. Вид у вас приличный, а ведете себя несолидно. Будите человека ночью под предлогом племянника, а потом заводите посторонние разговоры. Некрасиво все это. Очень некрасиво!
Мария Ефимовна и Александр Маркелович с трудом сумели заставить выслушать себя. Узнав, что их привело к ней, тетя не на шутку встревожилась, особенно, когда увидела записку Кости. А встревожившись, впустила Булочкиных в квартиру, чтобы обсудить план действий.
Булочкины в свою очередь пришли в ужас, когда прочитали записку Миши:
— Пионерский лагерь! — всплеснула руками Мария Ефимовна. — Вот где они скрылись! Наверняка это тот самый лагерь!
Чуть свет от дома № 17 по улице Просторной отделилась небольшая группа: впереди шли две женщины, одна худая, высокая, с грязно-пепельными кудряшками на гордо поднятой голове, другая — немного ниже ростом, но зато упитанная, с могучими плечами, в широкополой соломенной шляпе с бантом; за ними энергично семенил невысокий мужчина.
Путники спешили на вокзал.
Костя Булочкин спал. Он лежал на боку, его правая коленка высовывалась из-под простыни и блестела в лучах солнца, проникших в палату. Левой ногой он упирался в стенку. Наверное, это положение и навеяло ему сон: он в игре, стремительно обводит одного противника, другого — гол! Еще гол! Еще! Он даже сбивается со счета. Сколько же он забил? Неважно. Главное — победа. Команда выстроена, ему вручают хрустальный кубок и огромный букет. Он благодарит, кланяется. И в этот момент чувствует, что один стебелек из букета щекочет ему нос, он пытается отодвинуться подальше, перекладывает букет в другую руку, но с травинкой нет никакого сладу. Не удержавшись, Костя чихает. Все смеются, его команда, зрители, судьи…
Костя проснулся. На его кровати сидели Ветка, Тигран Саркисович, Андрюша, Борька Мамалыкин и смеялись.
— Ну ты даешь, капитан, — ухмылялся Ветка. — Дрыхнешь будь здоров! Думал, всю соломинку носом заглотишь.
Костя хотел обидеться, но, увидев довольные лица ребят, тоже рассмеялся:
— А что, я проспал?
— Проспал! И он еще спрашивает! Смотри, сколько настукало! У-у-у! — Тигран Саркисович сделал страшные глаза.
Костя взглянул на круглые настенные часы и увидел, что только шесть.
— А часы стоят?
— Стоят, стоят, — сказал Ветка. — Ты нас покинул, и все остановилось.
Все загоготали.
— Ребята, хватит время тянуть. Махнули, — сказал Теоретик.
— Куда махнули? — спросил Костя.
— Эх ты, соня! Куда махнули? Да мы тут каждое утро соревнования устраиваем. Плаваем, — сказал Борис.
— В тихий час теперь не разгуляешься. Дисциплина, — добавил Теоретик, взглянув на свои часы. — Приходится вставать пораньше.
— Давно ли ты встаешь пораньше? Помнится, в тихий час вместе со мной ухо давил.
— Так то помнится. А это ныне.
— А как же соревнования? — спросил Костя. — Отдохнуть бы перед ними.
— Эх, Булочка, Булочка! И кто тебя выдумал? — Ветка щелкнул его тихонько по кончику носа. — Подожди немного. Отдохнешь и ты.
Они побежали к реке.
Как всегда, отличился Борька. В то время как Ветка еще был на середине, Мамалыкин уже переплыл речку и ухватился за прибрежную траву, спускавшуюся к самой воде.
Хоть и небыстро плыл Ветка, но главное — плыл. Почти настоящим брассом. Только голову не погружал. Плыл, спокойно отфыркиваясь.
Потом они лежали, растянувшись на траве.
— Костя, а помнишь, как я тонул? — вдруг спросил Ветка.
— Еще бы не помнить!
— И ты помогал меня спасать.
Костя даже зарделся. Но тут же вспомнил обиду.
