отстраненно, равнодушно. Часть еще сохраняли подобие военного отряда, опираясь на копья и снятые с плеч щиты. Другие не имели оружия и доспехов. Воинов в них можно было признать лишь благодаря кожаным ранцам для вещей, введенным Филиппом в качестве замены неповоротливых войсковых обозов. Заорал осел, его огрели палкой. Македоняне без интереса, пустыми, холодными глазами смотрели на эпирского царя, который видел перед собой лишь бесплотные тени тех, кто еще вчера наводил ужас на всю Элладу.
– Сколько вас? – нарушил молчание Александр.
– Тысяча восемьсот сорок шесть, – без запинки отчитался Полисперхонт, – на время утренней переклички. Здесь все – гипасписты, педзетайры, гетайры, аконтисты. Все вперемешку. Все, кто не захотел лечь под Линкестийца, да подохнет этот сучий выблядок гнусной смертью!
– Вы идете от самой Пеллы? – спросил Эакид, – где состоялось сражение и как он смог одолеть вас?
– А никак. Не было сражения. Огулял кобель суку, а та и визжала от радости, – мрачно бросил Полисперхонт.
Александр покачал головой и поджал губы. Никогда прежде князь Тимфеи не произносил подобных слов. Не по его достоинству.
– Пусть твои люди разбивают лагерь у стен Додоны, – сказал царь, – мы поможем вам всем, в чем нуждаетесь. Дадим шатры, если ваши износились, накормим, доставим дрова. Тебя же прошу проследовать с нами во дворец. Думаю, нам многое нужно обсудить.
– Надо дождаться Кратера, – устало сказал старик, – он плетется в хвосте.
Александр не стал собирать большой царский совет и созывать князей, вождей всех четырнадцати эпирских племен. Сначала ему хотелось узнать все новости и осмыслить их в ближнем кругу.
Македоняне молчали. Кратер мрачно глядел прямо на царя, но того не покидало чувство, что таксиарх смотрит сквозь него. Полисперхонт покачивал чашу с вином, рассматривая, как серебряные стенки омываются кроваво-красным. Эвмен сидел неестественно прямо, словно копье проглотил. Он, как и Кратер смотрел на Александра и периодически косился на Олимпиаду.
Царица, которой брат и не думал отказать в обсуждении государственных дел, ибо эпирские обычаи вовсе не запрещали править женщинам, неспешно скользила бесстрастным взглядом по сидящим напротив македонянам. Она первая нарушила молчание:
– Говорите. Вы заставляете царя ждать.
– Не торопи их, Миртала, – мягко сказал Александр, назвав сестру ее девичьим именем, данным при рождении. Вне македонского двора он никогда не прекращал именовать ее так.
Полисперхонт кашлянул в кулак.
– Откуда прикажешь начать, царь?
– Ты болен, Полисперхонт? – спросил Эакид.
Тимфеец покачал головой, но царь останавливающе простер перед ним руку.
– Не спорь, я ведь вижу. Мой врач осмотрит тебя.
– Благодарю за заботу, царь.
– Не стоит. Начни с самого начала, дабы мы могли представить все события в полной мере.
– Сначала? Тогда начать следует Кратеру. Он был при Фермопилах, я – нет.
Все взгляды обратились на таксиарха. Тот поскреб щетину, неопрятными клочьями выделявшуюся на красных от холода щеках.
– Что я могу сказать нового? Полагаю, царю все известно. Я видел лишь кусочек драки, причем не худший для нас. Когда Эвмен, – Кратер не глядя мотнул головой в сторону кардийца, – прибежал и начал кричать, что все потеряно, я сначала не поверил, но он был так возбужден…
– Трусость одного человека вполне способна погубить войско, – холодно произнесла Олимпиада.
Кардиец взглянул на нее, но та даже не повернулась в его сторону, пожирая глазами таксиарха.
– Трусость? – Кратер несколько опешил, – Эвмен был при мече, меч в крови…
– Я не хочу устраивать здесь суд, – вмешался царь, – Миртала, прошу тебя, не делай поспешных выводов.
– Прости государь, – встрял Эакид, – мы сильно отклоняемся в сторону. Что произошло у Врат, нам известно, равно как и доблесть Кратера, спасшего изрядную часть войска. Однако последние три месяца вести, что доходят до нас, изрядно противоречивы. Например, были и такие, будто молодой Кассандр, отбив атаки фракийцев на Амфиполь, выдвинулся к Пелле, дабы противостоять Линкестийцу.
– Не более чем слухи, – печально вздохнул Полисперхонт, – сын Антипатра действительно все еще удерживает Амфиполь, но не более того. Мы собрали новое войско, но никаких сражений в Македонии не было. Линкестида поддержала сына Аэропа с таким жаром, что никто не рискнул встать против нее. Македоняне устали от невзгод и не горят желанием воевать. Люди принялись разбегаться по домам. Повсюду разговоры, что Линкестиец – царь вполне законный. А то, что его поддерживают афиняне, войска которых вошли в Пеллу, Эги, Пидну… Что же, они не насилуют и не грабят. А люди Линкестийца без устали напоминают, как милосердно обошлись с Македонией, учитывая то, как Македония поступила с Фивами…
– Ложь! – выдохнула царица.
Полисперхонт сделал вид, что не заметил.
– Линкестиец очень красноречив и убедителен.
– Это Демосфен в его тени убедителен, – вставил Эакид.
– Возможно, – не стал спорить старый стратег, – так или иначе, но очень скоро оказалось, что опереться не на кого. Государство Филиппа превращалось в труху, как источенный жуком-древоядцем старый корабль.
– Вы забыли присягу вашему царю?
Эвмен в очередной раз подивился голосу Олимпиады и ее поведению. Если бы статуя могла ожить, то непременно держалась бы подобно царице. Впрочем, про Галатею рассказывают иное…
– Я не забыл, – ответил Полисперхонт, – но прочие задают вопрос: «Какому царю?»
– Никто никогда не видел царя Неоптолема в Македонии, – добавил Эвмен.
– Да и что бы это изменило? – спросил Кратер, – царь пачкает пеленки…
– Это неважно, – отрезала Олимпиада, – поддержанный сильным войском, он воцарится в Македонии, ибо имеет все законные права.
– Мы ведь посылали к тебе, царь, гонцов с призывами о помощи, – обратился к Александру Полисперхонт.
Царь посмотрел на Эакида. Тот покачал головой.
– Ни один не добрался до меня. Впрочем, это скорее моя вина, я должен был действовать быстрее, и не ждать, пока вас перемелют в муку.
– Не поздно выступить, Александр, – заявила царица.
– Сейчас? – спросил Эакид.
– Невозможно, – возразил Кратер, – перевалы под снегом. Мы едва пробились сюда, а сколько из наших осталось лежать там, по пути, сколько сорвалось в занесенные трещины…
– Боги против нас, – покачал головой Эвмен, – необычайно суровая зима.
– Если выступать, то, конечно, весной, – сказал Александр, – но войско в любом случае не готово.
– Я бы сказал, страна не готова к войне, – поправил брата Эакид.
– Что ты предлагаешь? – прошипела Олимпиада, обращаясь к Эакиду, – подарить Македонию Линкестийцу?!
– Неоптолем – наследник эпирского престола, – возразил тот, – какое нам дело до Македонии?
Лицо Олимпиады, потемневшее от гнева, наконец-то перестало походить на полированный мрамор.
– Мне нанесено оскорбление! – повысила голос царица, – какой-то немытый варвар, родич убийц моего мужа, будет восседать на его троне, поплевывая на меня, дочь рода Ахилла?!
