где Ласло уже ставил посуду в посудомойку, а Арси подбирался к сливочному маслу.
Услышав ее шаги, Ласло выпрямился. Он улыбался.
— Это было так здорово, — признался он. — Я никогда не завтракал по-настоящему. Даже не знал, как это бывает.
И теперь, глядя на него с другого конца сцены и размышляя, действительно ли сыграл свою роль завтрак, Эди видела: с Ласло что-то произошло. Когда через несколько минут он вышел на сцену, встал у стола, перебирая книги на нем, и произнес: «Все сгорит. Ничего не останется на память об отце. И я сгорю тут», все, в том числе и Фредди Касс, поняли, что постановка разом перешла на иной уровень.
В обеденный перерыв, сидя на траве в парке, Роза отправила братьям эсэмэски: «У мамы первого премьера. Пойдем все вместе?»
Во что выльется эта затея, она пока не представляла. Мэтью, наверное, скажет, что поход на премьеру должен организовать Рассел, Бен — что у него дел по горло, и это будет означать, что он не прочь привести в театр Наоми, но сам пока не знает, стоит ли знакомить ее с родными. Но как бы ни отреагировали братья, Роза просто не могла не связаться с ними по поводу премьеры: ей настоятельно требовалось, чтобы и ее включили в этот поход, или, скорее, не забыли о ней в суматохе, назначили ответственной за организацию семейного мероприятия.
Странно, но в последнюю неделю или дней десять Розу не покидали тревожные мысли о семье. Несмотря на небрежное заявление в разговоре с Кейт о том, что ее родные живут как-то странно и дико, на самом деле Розе было не все равно, особенно теперь, когда Вивьен отвлек возрожденный роман с Максом. Вивьен уверяла Розу, что держит его на расстоянии и ни за что не согласится на то, что он предлагает, но даже это обстоятельство вносило ощутимую ноту непостоянства в положение самой Розы, и эта нота постоянно звучала в ее голове в сопровождении барабанной дроби. Мысли о том, что Мэтью вернулся к себе в спальню, а Ласло водворился в ее собственной комнате, были не то чтобы неуютными, но служили постоянным и нежелательным напоминанием, что она слишком зависима и этим вовсе незачем гордиться. Несмотря на нынешнее наличие работы и уже доказанную способность преуспеть на ней — о том, каково ей пришлось бы, если бы работа оказалась ей не по зубам, лучше было даже не думать — и даже несмотря на первые робкие шажки по пути к окончательной выплате долгов, Розу не покидало мрачное ощущение, что она по-прежнему бьется, как рыба об лед. Ей удавалось выдавливать из себя бурную радость в присутствии Кейт или Вивьен, но на них она уже не рассчитывала. Во всяком случае, не больше чем на то, что сейчас все близкие с облегчением и радостью обратятся к ней с просьбой организовать торжественный выход счастливой традиционной семьи на театральную премьеру матери.
Она со вздохом выключила телефон и бросила его в сумку. За последние несколько месяцев она убедилась, что сообщений, которые никогда не придут, лучше вообще не ждать. Мало того, ей удалось доказать себе — правда, не слишком твердо, — что офисным правилам следует подчиняться. Роза поднялась. Чтобы удивить менеджера, она, пожалуй, подчинится еще одному правилу и вернется за десять минут до конца обеденного перерыва, а не с пятиминутным опозданием. Время до конца рабочего дня она посвятит увлекательному составлению счетов, а если к вечеру не дождется известий от братьев, то позвонит им и выдвинет саму себя на главную роль в затее, заслуживающей только похвал.
— Я не вовремя? — спросила Вивьен по телефону.
На другом конце провода долго молчали.
Наконец Эди спросила:
— С каких это пор ты стала настолько деликатной?
— Ну, я думала, что ты, возможно, репетируешь…
— Репетирую.
— И устала…
— Да, устала.
— В таком случае я позвоню в другой раз, — заключила Вивьен.
— Ты где?
— Дома, — ответила Вивьен. — У себя в прихожей, сижу на стуле рядом с телефонным столиком и говорю по стационарному телефону.
— Голос у тебя какой-то странный.
Вивьен вытянула шею, чтобы увидеть свое отражение в зеркале на противоположной стене. Поправила прическу.
— А вид нормальный.
— Везет. А я виду сущий страх Божий. Последние репетиции всегда изматывают. Только что думала, что вжилась в роль, — ан нет, ничуть не бывало.
— Вот поэтому я и звоню, — подхватила Вивьен.
— Из-за моего спектакля?
— Да. Я хотела бы сходить на премьеру.
После очередной паузы Эди спросила:
— С чего вдруг?
— А что такого?
— Ты же никогда не проявляла даже тени интереса ко мне и к театру. Будь я склонна к виктимности, сказала бы, что ты никогда не оказывала мне никакой моральной поддержки. Наверное, теперь вдруг надумала только потому, что Роза живет у тебя.
— Не совсем… — осторожно отозвалась Вивьен.
— Тогда в чем дело?
— Я просто думала… — Вивьен вытянула ноги, повернула одну, изучая свой подъем в туфлях на высоком каблуке. — Думала, не привести ли Макса. Мы с ним могли бы прийти вдвоем, да и Розу прихватить.
— Шутишь?
Вивьен решила сдержаться.
— Нет, ничуть. Просто мне хочется сходить в театр, ему тоже, и мы могли бы собраться вместе.
— Но почему? — допытывалась Эди.
— А что тебя удивляет?
— Макс не отличит трагедию от кукольного спектакля. Виви, мы играем Ибсена.
Вивьен живо выпрямилась.
— Это совсем другой случай.
— Чем?
— Все дело в Максе. В нас с ним. Теперь все будет иначе.
— Боже… — в изнеможении простонала Эди.
— Я хочу заново познакомить Макса со всеми. Хочу, чтобы ты перестала язвить на его счет и дала ему шанс, хочу напомнить ему, что у меня очень интересная семья.
Эди коротко фыркнула в трубку.
— По крайней мере Рассел всегда был предельно корректен с ним…
— «Корректен», — повторила Эди. — Это что еще за новости?
— Не понимаю, откуда в тебе столько пренебрежения. Ты ведь знаешь, мы не разведены. Он по- прежнему мой муж. Ты знакома с ним уже двадцать пять лет.
— Вот именно.
— Я хочу только одного, — продолжала Вивьен, продевая карандаш в свернутый тугой спиралью телефонный шнур, — привести своего мужа в следующий вторник на спектакль, где моя сестра играет главную роль, и посмотреть этот спектакль в компании моего зятя, племянницы и племянников.
— Да ради Бога, — отмахнулась Эди, — хочешь поиграть в счастливое семейство — пожалуйста.
— Какая ты все-таки грубая…
— Просто реалистка, — поправила Эди.
— Эди, мне кажется, что теперь все будет по-настоящему.
После еще одной паузы Эди спросила изменившимся голосом:
