ему пристанище поневоле и подтолкнул спутниковв сторону кареты, стоящей наискосок, в полусотне шагов от входа в здание, где оберегали покой граждан столицы руководители городской стражи во главе с Пераолом.
Устроившись у окошка, занавешенного серой шторкой, лекарь и Медяк жадно высматривали Пераола и сотника Касана. Но те все не объявлялись. Тейрам, развалившись на сиденьи, усмехнулся: пока ночные работники, вроде знакомых Медяка, не увидят третий сон, Пераол не объявится.
А вот Касан явно придерживался мнения, что волка ноги кормят. Быстро выпрыгнув из открытого повозки, сотник исчез в здании, чтобы начать знакомиться с отчетами десятников, дежуривших этой ночью. Касан быстро скользил взглядом по корявым строчкам донесений: попытка поджога халупы никому не нужного старьевщика, зарезанный матрос возле кабака самого низкого пошиба в припортовом районе, несколько ограблений без смертоубийства, и привычные драки. Отчеты о работе ночных воров соберут дежурящие днем. Касан довольно отбросил на стол отчеты. Слава богам, эта ночь на его участке прошла спокойно. Никто не будет торопить его отыскать к концу дня золото обворованного купца, шурин которого достаточно известен его начальству. Касан уже прикидывал, где можно позавтракать после того, как он и другие сотники отчитаются Пераолу о ночных происшествиях, когда резко распахнувшаяся дверь нарушила ход приятных мыслей. Тщедушный писарь, один из трех секретарей Пераола, свистящим голосом произнес:
– Господин Пераол требует немедленно явиться к нему. Немедленно!
С шумом закрыв дверь, канцелярская крыса исчезла, заставив сотника зло выругаться. По манере открывать дверь здесь можно было догадаться о характере предстоящей встречи с начальником. Судя по этому признаку, сотнику гарантированы трудные минуты.
Лихорадочно вспоминая, какой из недочетов в работе мог выплыть к руководству на стол, Касан подтянул ремень, пригладил волосы, и взял на всякий случай утренние доклады десятников: навощенные куски пергамента. После доклада Пераолу лишь небольшая часть из них фиксировалась чернилами, после чего восковую поверхность заново сглаживали для следующей смены.
Следующим признаком предстоящего разгона для Касана стало отсутствие писарей в комнате, примыкающей к апартаментам Пераола. За столами, заваленными отчетами, донесениями, сводками, было непривычно пусто. Лишь сбоку на стуле для посетителей, сидел личный помощник Пераола, один из тех ловких типов, которые всегда в курсе всех дел, творящихся в хозяйстве патрона, а самое неприятное, часто знают о работе стражников больше, чем им следует. Но для Пераола этот человек гарантировал твердый процент почти со всех взяток, которые получали стражи порядка.
– Тебя ждут с нетерпением, – с усмешкой обратился к сотнику помощник.
Касан молча открыл дверь и шагнув в просторный кабинет начальства, закрыл поплотнее дверь. Впрочем, Пераол обладал достаточно пронзительным голосом, чтобы его ругань достигала ушей не только писарей за дверью, но и была хорошо слышна и в коридоре.
– Господин Пераол, я готов отчитаться по всем происшествиям, случившимся за прошедшую ночь, – бодро отрапортовал Касан, и положил на стол доклады подчиненных.
– Обо всех? – глухо переспросил коротко подстриженный начальник, нервно теребя седой ус.
– Да.
– Так, что тут у нас? – вслух произнес Пераол, быстро просматривая происшествия, – убитый матрос, поджог старьёвщика, поножовщина. Никого и ничего ценного, – сказал Пераол, пристально глядя в лицо подчиненному.
– Сегодня выдалась спокойная ночь, – не зная, что сказать, брякнул Касан.
– Спокойная?! – завопил начальник стражи, – и давно у тебя они стали спокойными? Может с того дня, когда ты утаил от меня золото Лиссарта? 'Мы нашли там восемьсот золотых', – Пелаор не очень удачно сымитировал голос Касана. Спите спокойно, господин Пелаор, ваши четыреста монет вам привезут вечером, ну а я как нибудь справлюсь с оставшимися двадцатью пятью сотнями гемфаров, не так ли, лживый ты сукин сын?!
Последние слова больше походили на трубный рев раненного быка, чем на крик обиженного в лучших чувствах начальника стражи. Касан, проклиная неведомого доносчика, принялся бессвязно бормотать, по ходу подбирая подходящее оправдание.
– Заткнись, сын крысы, – рявкнул красный как свекла Пераол. – Меня не интересуют твои лживые уловки, где моя доля? Смотри мне в глаза, ублюдок!
– Я, я сейчас же привезу ее вам, – пропыхтел Касан, рисуя себе дальнейшие малоприятные последствия этого разговора.
– Сегодня моя доля будет равна трем тысячам, – яростно произнес Пераол. – И горе тебе, если до обеда их не привезут ко мне домой. – Ты слышишь, жадная скотина?
– Да, да, привезу непременно, – обреченно пробормотал Касан, стараясь не смотреть на начальника, чтобы скрыть свою злость.
– И еще, теперь осмотр домов, где произошло убийство хозяев, стражники будут производить только с участием одного из моих секретарей, или, в особо важных местах, моего помощника. Иначе ты и другие сотники заработаете себе грыжу, заботясь о моей спокойной старости.
Касан сжал зубы и промолчал, держа этот удар под дых. Но сейчас он был не в том положении, чтобы возражать.
– Так точно, господин Пераол, вместе с писарями, – с трудом повторил сотник.
– Мои люди сегодня же подготовят распоряжение на этот счет, а теперь убирайся прочь. И только попробуй еще раз повторить подобный фокус, вмиг окажешься на мраморных рудниках. Там можешь таскать, сколько захочешь.
Испуганный и разозленный Касан выскочил из кабинета и чуть не столкнулся с помощником.
– Тяжелый денек? – сочувствующе произнес он. – Ладно, со всеми такое бывает.
– Но не за три тысячи, – с ненавистью посмотрел на 'доброжелателя' сотник, не сомневаясь, через кого узнал Пераол о 'недостаче'.
– Тут ты прав, в этом и моя вина, не доглядел, – вздохнул помощник, – но теперь все будет иначе.
Касан скрипнул зубами и чуть не бегом бросился к выходу, удивляя знакомых сослуживцев яростным выражением лица.
Затаившиеся в карете с удовольствием разглядывали злую физиономию сотника, а его ругань, которую тот обрушил на ни в чем не повинного кучера одной из арестантских телег, остановившейся у входа в здание, говорила о том, что поход к начальству обошелся Касану недешево.
– Весь день бы глядел на рожу этого ублюдка, – хохотнул довольно Вилт, – не отрывая взгляда от приятного зрелища.
– Заплати еще пятьдесят монет, и я повторю представление, – предложил Медяк, уступивший свое место у окошка Тейраму.
– Я лучше постараюсь получше запечатлеть его в памяти, это выйдет дешевле, – возразил лекарь.
Мерги и Хемилон с интересом выслушали рассказ вернувшихся друзей, впрочем, сапожник при этом явно думал о чем-то другом. Когда закончили обсуждать перипетии этой истории, Мерги кашлянул, привлекая внимание, и произнес:
– До скачек осталось меньше десяти дней и пора решать, на кого мы поставим наше золото. Сейчас я вам обрисую текущее положение, все, что мне удалось разузнать и домыслить самому.
– Я уже и не надеялся, – искренне обрадовался Вилт, пихая в бок Тейрама. – И как же обстоят дела с аферой Керсала и этого мага-вора, Фегана?
Мерги прочистил горло, не обращая внимания на болтовню лекаря и начал говорить.
– Итак, через восемь дней начинаются имперские скачки. Участвуют все конюшни королевства. Вообще-то никто не запрещает выставить скакуна и из соседней страны, но из-за слова 'имперские' Урман и Лармор не желают лишний раз напоминать себе, что они когда-то были частями Бератской империи. То
