Я встала.
— Мне пора.
— Зачем ты приехала? — холодно и насмешливо спросил дед. — Это она тебя прислала? Решила поглумиться? Пусть в следующий раз сама приезжает. Повидать старика. Пусть хорошенько на него посмотрит. Возможно, это сделает ее… счастливой.
— Я хотела с тобой познакомиться. Вот и все. — Я сделала паузу. — Приглашение ждет тебя в доме.
Стул упал на пол, я схватила сумочку и выскочила за дверь. Пробежав по парковке, я нырнула на заднее сиденье машины Кевина и обхватила голову руками. Меня трясло так сильно, что я с трудом набрала домашний номер.
Кевин вел себя как ни в чем не бывало.
— Обратно в гостиницу? — осведомился он.
Я кивнула. В зеркале заднего вида что-то мелькнуло, дверь кафе отворилась.
— Алло? — раздался голос матери. — Джой?
Машина плавно вырулила с парковки, но я успела заметить, как дед, моргая, вышел на улицу.
— Джой?! — крикнула мать мне в ухо. — Где ты?
— В Калифорнии, — ответила я. — Хочу домой.
33
Когда Джой исполнилось четыре, у нее начались головные боли. Она сидела на диване, обхватив голову руками, бледная и напряженная. Ничего не помогало — ни мокрые полотенца, ни таблетки, ни приглушенный свет, ни ромашковый чай.
— Мне больно, — плакала дочь, и слезы бежали по щекам. — Мне больно и всегда будет больно!
Мы ходили из кабинета в кабинет: педиатр, офтальмолог, отоларинголог. Инфекции ушей и носовых пазух и обыкновенные мигрени оказались ни при чем. Невролог предложил остаться на ночь в больнице и провести ряд тестов, в том числе магнитно-резонансную томографию мозга.
— По-вашему, у нее опухоль мозга? — небрежно поинтересовалась я.
Конечно, сейчас он начнет заверять, что ничего подобного, что проблем со здоровьем и без того вполне достаточно для нашей маленькой семьи и нашей маленькой девочки. Но врач полистал карточку Джой и сообщил, что вообще-то подозревает опухоль в носовой пазухе.
Я смотрела на него в ожидании заключительной фразы. Он промолчал. Через два дня мы положили дочь в больницу. Я сидела у палаты и наблюдала, как Джой облачают в халат, кладут лицом вниз и закатывают в машину. Мое сердце чуть не разорвалось при виде крошечных бледных ножек с облупленным красным лаком на ногтях. Но по команде лаборанта я заставила себя наклониться и спокойно и уверенно произнести в микрофон: «Не бойся, детка. Мама рядом». Через несколько часов ей поставили диагноз: стрессовые головные боли. Она перерастет их. Все будет хорошо.
— Не бойся, я уже еду, — сказала я в сотовый, вспоминая, как когда-то давно обещала Господу все на свете, включая годы своей жизни, лишь бы Джой оказалась здорова.
Дочь молчала.
— О чем ты думала? — упрекнула я Джой.
Я запихнула сумку в отделение для ручной клади и пристегнула ремень. Дочь лишь дышала в трубку.
— Джой Лия Шапиро Крушелевански… — начала я.
— Решила повидать дедушку, — пробормотала Джой. — Я здорово сглупила.
Из моей груди вырвался вздох, хотя интуиция мне подсказывала, куда она уехала. Я сразу поняла, что мать не ошибается.
— Ты была права, — продолжала Джой. — Он не слишком хороший.
О боже. Я с трудом сглотнула. В голове пронеслись самые жестокие удары отца: как он дразнил меня уродиной, Элль — дурой, называл Джоша ошибкой.
— О чем вы говорили?
— Почти ни о чем, — Дочь мрачно усмехнулась. — Ни о чем таком. Сомневаюсь, что он приедет на мою бат-мицву, вот и все.
— Ах, милая.
Как-то Джой пришла из детского сада с поджатыми губами и красными глазами. В конце концов мне удалось выпытать имя обидчицы. Оказывается, Эмбер Гросс заявила, что не хочет дружить с девочкой с бананами в ушах. Держа перед дочерью политкорректную речь о терпимости и понимании, о том, что все дети разные, я живо представляла, как разыщу мерзавку и прогоню пинками через парковку Академии Филадельфии.
Джой шмыгнула носом.
— Потерпи немного, — попросила я. — Скоро буду.
— Я взяла твою кредитку, — тонким голоском призналась Джой. — Твою белую карту. Мне здорово влетит?
— Ой. Гм. — Я не сразу пришла в себя. — Да, еще как влетит. Я тебе руки повыдергиваю!
Джой захихикала. Уже много лет я обещаю повыдергивать руки ей или Питеру — это наша семейная шутка.
— Прости меня, — добавила Джой. — Прости за все. Прости, что ездила на бар-мицву Тайлера и что обманывала тебя.
— Ничего, ничего. — Я почти напевала в трубку. Мне казалось, я баюкаю малышку Джой, перебираю ее кудряшки, чувствую на коленях приятную тяжесть ее тела. — Все в порядке. Я скоро прилечу. Мы все уладим. Все будет хорошо.
34
— Джой!
Я выбежала из белого пляжного домика Макси (она называет его домиком, хотя в нем пять спален, две пристройки и огромная кухня, как в Доме Роналда Макдоналда). Мать вышла из такси и заключила меня в объятия.
— Никогда больше так не делай, — прошептала она мне в волосы.
Я поняла, что мама плачет, и чуть не расплакалась сама.
— Извини, — отозвалась я.
Она погладила меня по волосам, коснулась ушей и щек, как в детстве, когда проверяла, не поранилась ли я.
— Все нормально?
Я кивнула и опустила голову.
Такси уехало. Мама достала из сумочки билеты.
— Домой летим завтра утром. — Она подняла взгляд на Макси, которая в платье в горошек и шляпе с широкими полями ждала у белой калитки, увитой алыми розами. — Если ты не против.
— Конечно нет, — сказала Макси. — Всегда рада гостям.
Мама снова повернулась ко мне.
— Кредитка еще у тебя?
Я достала карточку из сумочки и робко протянула матери.
— Хорошо. — Мать засунула ее в бумажник. — Я подумала, может, отправимся по магазинам?
Я широко распахнула глаза, поскольку ожидала чего угодно: криков, домашнего ареста, отмены вечеринки в честь бат-мицвы, только не похода по магазинам.
