Имя на карте

- Все, что мне удалось сделать, описано в моих отчетах, опубликованных в 'Известиях Географического общества', - пожал плечами Обручев.

- И все же живое слово не заменишь никакими печатными отчетами, - настаивал на своем Мушкетов.

- Ну что ж, извольте, - ответил Владимир Афанасьевич. - Коротко расскажу о путешествии. Сделано за двухлетний срок немало, а видено и того больше. Не хочу хвалиться, но четырнадцать тысяч километров пути и десять с половиной тысяч километров маршрутной съемки что-нибудь да значат.

- Трудно с этим не согласиться, - подтвердил Мушкетов.

- В начале сентября, отправив семью в Петербург с караваном, отвозившим золото на Монетный двор, я выехал в Кяхту. Оттуда после тщательной подготовки необходимого снаряжения я наконец переправился в Монголию и направился в сторону Урги (Ныне Улан-Батор) по караванной дороге, рассчитывая далее этим путем добраться до Пекина. Туда я прибыл в конце ноября и встретился с Григорием Николаевичем и прочими членами нашей экспедиции, которые меня несколько опередили.

Григорий Николаевич в одной из бесед сообщил мне, что по вашей, Иван Васильевич, рекомендации он поручает мне вести работу самостоятельно, по особому плану, предусматривающему…

- Да, да, коллега, - перебил Обручева Мушкетов. - Я писал подробно относительно вас Григорию Николаевичу и даже решился наметить план, который, к моему удовлетворению, господин Потанин вполне одобрил.

- Этот план, - продолжал Владимир Афанасьевич, - предусматривал возможно более полное знакомство с той частью Внутренней Азии, которую исследовал господин Рихтгофен (Рихтгофен - немецкий путешественник и ученый XIX века, исследователь Центральной Азии), производство маршрутной съемки в восточной половине Центральной Азии вплоть до восточной окраины Тибета, где предстояло соединиться с экспедицией Потанина, а затем следование в Восточный Тянь-Шань с окончанием работ в Кульдже.

- Совершенно справедливо, - подтвердил Иван Васильевич, - таковы были в общих чертах мои наметки, и, насколько я могу судить, вам удалось полностью их осуществить.

- Я счастлив, что справился с порученным мне делом. Практически выяснено в основных чертах геологическое строение Монголии в ее восточной и центральной частях, ряда горных хребтов, в частности Восточного Тянь-Шаня. Узнав о смерти жены Потанина, что меня очень опечалило, и о его спешном отъезде после завершения работ, я повернул назад, пройдя вдоль подножия Восточного Тянь-Шаня через Турфан и Урумчи, и закончил работы в Кульдже в октябре 1894 года.

- Право, слушаешь ваш рассказ, дорогой коллега, и создается впечатление, будто все, о чем вы говорили, сделано без особого труда, - невольно улыбнулся Мушкетов. - А между тем какая огромная работа проделана и какая нужная!

Обручев смутился и махнул рукой:

- Можно было сделать и более, не будь обычных для тех условий трудностей, от нас не зависящих. Кстати, о лёссе (Лёсс - своеобразный тип породы, состоящий из пыли, вынесенной ветрами из пустынь и отложенной на сухих степях), Иван Васильевич. Склонен полагать, что гипотеза Рихтгофена, трактующая о том, что большая часть Центральной Азии, за исключением низменной внутренней полосы, покрыта лёссовыми отложениями, нуждается в пересмотре. Насколько я могу судить по проведенным наблюдениям, в Центральной Азии нет мощного лёсса и нет типичных степных котловин, заполненных им. Но об этом более подробно мы еще не раз будем говорить. Эта проблема, на мой взгляд, весьма интересна.

Труд Владимира Афанасьевича был отмечен большой золотой медалью и премией Пржевальского Русского Географического общества, а Парижская Академия наук присудила ему за результаты этого путешествия премию имени П. А. Чихачева.

Дома его ждала новая работа - сначала геологические изыскания для строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, а затем - нечто совсем для него новое: он становится профессором геологии и деканом; горного отделения Технологического института, организованного в Томске в начале XX века.

Но и в период педагогической деятельности Обручев не оставлял геологических исследований, которые проводил в районах Енисея, Лены, Кузнецкого Алатау. Не остыл у него интерес и к районам Внутренней Азии. Б результате встреч и бесед со знаменитым австрийским геологом Зюссом во время пребывания в Вене Владимир Афанасьевич намеревался исследовать район между Алтаем и Тянь-Шанем.

И вот наконец ему удалось осуществить свою давнюю мечту. Воспользовавшись летними каникулами 1905 года, он снарядил на средства Томского технологического института небольшую экспедицию в этот район.

В походе Обручева сопровождал нанятый в качестве переводчика Гайса Мухарямов. Он прожил много лет в городе Чугучаке и мог быть полезен также как проводник.

Гайса неотлучно находился при Владимире Афанасьевиче, указывая путь и развлекая его всевозможными рассказами.

- Где-то здесь, - говорил он, когда они достигли хребта Кара-Арат, - должны находиться развалины древнего города, о которых я слышал не один раз от стариков. Что это за город, никто не знает и не может объяснить. Но он существует будто бы на берегу реки Дям, к которой мы приближаемся.

Обручев с интересом прислушивался к словам проводника и зорко поглядывал по сторонам, присматриваясь к окружающей местности.

- Сомневаюсь, чтобы это были развалины города, друг Гайса, - медленно произнес он, покачав головой. - Скорее надо искать разгадку в силах природы, так во всяком случае мне говорили, предупреждая о существовании странных образований в этих местах. Так или иначе любопытно будет взглянуть на них.

- Ждать совсем недолго, - сказал Гайса. - Еще полчаса, и мы будем у склонов Кара-Арата.

Действительно, в скором времени появились низкие, скалистые, почти совершенно голые горы.

- А вот и город! - закричал Гайса, показывая кнутом вперед.

Владимир Афанасьевич пришпорил лошадь, и вскоре путники уже пробирались по оврагам и ложбинам, окруженным сооружениями, напоминающими крепостные стены, башни, диковинные фигуры. Сами овраги и ложбины казались улицами и переулками большого города, некогда процветающего, а ныне разрушенного и обезлюдевшего. Но это только казалось. Обручев смотрел на живописную картину и восхищался великим ее создателем - природой. Искусник ветер тысячелетиями трудился над созданием этого 'золотого города', подобно гениальному архитектору творя столбы и башни, вытачивая фигуры, напоминающие сфинксов и других сказочных зверей.

- Ну что скажешь, Гайса? - обратился он к проводнику. - Разве человек создал все это? Разумеется, нет, это же сразу заметно.

Гайса неуверенно посмотрел на Обручева и поцокал в сомнении языком.

Владимир Афанасьевич усмехнулся:

- Хочешь, я назову тебе тех, кто построил все это? Ты их, между прочим, прекрасно знаешь.

Гайса с удивлением взглянул на начальника экспедиции, не шутит ли тот. Но вид у Обручева был совершенно серьезный.

- Творцы всего этого великолепия - солнце, которое нам светит и нас обогревает, воздух, которым мы дышим, и вода, без которой мы не могли бы существовать, - продолжал Владимир Афанасьевич. - И создавали они эти башни, замки, фигуры тысячи и тысячи лет, неторопливо, но солидно и обстоятельно.

Гайса, раскрыв рот, слушал русского начальника, который уверенно и убедительно говорил такое, чего он прежде ни от кого не слышал. Даже от самых почтенных, умудренных жизнью стариков.

* * *

Слава Владимира Афанасьевича Обручева как ученого и путешественника перешагнула через границы нашей страны и достигла отдаленных уголков планеты. Вклад, сделанный им в изучение Алтая, Восточной Сибири, Центральной Азии, неоценим. И не случайно на географических картах мы найдем ледник