испытываемый им сейчас, походил на состояние, когда ты видишь, как кто-то не остановился у знака и несётся к двери с твоей стороны. Ты соотносишь его направление и скорость со своими и приходишь к заключению, что столкновение неизбежно.
Но он не мог представить мир, в котором Лейла от него забеременела.
— Я видел будущее, — сказал он на расстоянии.
Руки Лейлы поднялись к горлу, словно она задыхалась:
— Оно плохое?
— Оно… невозможное. Совсем.
Схватившись за голову, он мог видеть в темноте лишь то личико… отчасти напоминавшее лицо Лейлы, отчасти — его собственное.
О, Боже… сохрани их обоих. Сохрани… всех их.
— Господин? Вы меня пугаете.
Что ж, не её одну.
Ведь этого не может быть. Так?
— Я пойду, — резко сказала она. — Благодарю вас за ваш дар.
Он кивнул, но посмотреть на неё не смог:
— Не за что.
Когда, спустя мгновение, дверь закрылась, Куин задрожал, холодный, бодрящий страх прокрался по его костям… прямиком в душу.
Какая ирония, подумал он, серьёзно. Родители никогда не хотели, чтобы у него были дети, и, надо же… мысль о том, чтобы сделать Лейле неполноценную дочь, или, и того хуже, передать свои чёртовы глаза невинной малышке, как ничто иное заставляла его соблюдать свой целибат.
И, вообще-то, он должен быть рад. Из всех судеб, которые он мог увидеть, этой стопроцентно можно избежать, ведь так?
Он просто никогда не будет заниматься сексом с Лейлой.
Никогда.
Поэтому ничего из этого не исполнится. Точка.
Глава 49
Мэнни вернулся к себе примерно в шесть вечера. Всё свидетельствовало о том, что его восемь часов тыкали и кололи разные люди, которых он знал лучше, чем членов своей немаленькой семьи.
Результаты лежали в папке «входящие» на почте — он послал копии всего с больничного ящика на свой собственный. Хотя открывать все те прикреплённые файлы было незачем. Он наизусть помнил все записи. Результаты. Рентгеновские и КАТ снимки.
Бросив ключи на кухонную стойку, он открыл «Саб-Зиро»[89] и пожелал, чтобы там оказался свежий апельсиновый сок. Вместо него… пакетики соевого соуса из китайской кафешки внизу по улице… бутылка кетчупа… и круглая банка каких-то остатков от бизнес-ланча двухнедельной давности.
Чёрт с ним. Он всё равно не так уж голоден.
Беспокойный и нервный, Мэнни оценил свет в небе, который всё ещё держался на западе.
Но ему не придётся ждать так долго.
Пэйн вернётся к нему после захода солнца. Он чувствовал это всеми фибрами души. Он всё ещё не был уверен, почему она провела с ним ночь или оставила его воспоминания, но не мог не задаваться вопросом, исправит ли она это, когда вернётся сюда.
Направляясь в спальню, он первым делом подобрал подушки с пола и положил их на место. Затем пригладил одеяло… и был готов собирать вещи. Подойдя к комоду, Мэнни начал вытаскивать одежду и складывать её на прибранную кровать.
Незачем возвращаться в больницу Святого Франциска. Он ушёл посреди всех тестов.
Незачем оставаться в Колдвелле — скорее, будет лучше, если он покинет город.
Ни единого намёка на то, куда он поедет, но, чтобы откуда-то уйти, место назначения и не требуется.
Носки. Боксёры. Тенниски. Джинсы. Хаки.
Преимущество в гардеробе, состоящем в основном из хирургических форм, предоставляемых больницей, заключалось в том, что ему не нужно собирать много вещей. И, Бог свидетель, у него достаточно больших спортивных сумок.
Из самого нижнего ящика он вытащил два своих единственных свитера…
Под ними лицевой стороной вниз лежала фотография в рамке, маленькая картонная подножка мирно и плотно прижата к задней стенке.
Мэнни поднял рамку. Ему не нужно было переворачивать её, чтобы увидеть, кто на ней запечатлён. Он давным-давно запомнил лицо этого человека.
И всё же было нелегко вертеть картинку в своих руках и смотреть на изображение своего отца.
Симпатичный сукин сын. Очень, очень симпатичный. Тёмные волосы — прямо как у Мэнни. Глубоко посаженные глаза — в точности, как у Мэнни.
Иииии, дальше с этой ретроспективой он заходить не станет. Как и всегда, когда дело касалось его папаши, он просто заталкивал это дерьмо в ментальный угол и продолжал жить.
И сегодня это значило, что рамка отправится в ближайший мешок, который…
Стук в стекло раздался слишком рано, чтобы это была она.
Но, посмотрев на часы, Мэнни осознал, что сборы заняли добрый час.
Оглянувшись через плечо, он увидел Пэйн, стоявшую в дальнем конце стеклянных панелей, и сердце его забилось в три раза быстрее. Чёрт… подери… она ошеломительная. Пэйн заплела волосы и надела длинную белую мантию, подвязанную на талии… при виде девушки захватывало дух.
Подойдя ко входу, он открыл дверь, и холодный порыв воздуха ударил ему в лицо, моментально прояснив голову.
Широко улыбаясь, Пэйн не столько вошла, сколько прыгнула в его объятья, её крепкое тело прижалось к его собственному, сильные руки обвились вокруг его шеи.
Мэнни на долю секунды позволил себе подержать её… в последний раз. А затем, как бы это его ни убивало, отпустил девушку и под предлогом того, чтобы закрыться от порывистого ветра, отошёл от неё ещё дальше.
Когда он оглянулся на Пэйн, радость, озарявшая её лицо, исчезла, и она обхватила себя руками.
— Я догадывался, что ты вернёшься, — прохрипел он.
— У меня… у меня хорошие новости. — Пэйн посмотрела на ряд спортивных сумок, стоявших на кровати. — Что ты делаешь?
— Мне нужно уехать отсюда.
Она на миг закрыла глаза, и это едва не уничтожило его — невозможность подойти и утешить её. Но всё и без того достаточно сложно. Ещё одно прикосновение к ней сломит его пополам.
— Я сегодня ходил к доктору, — сказал он. — Весь день провёл в больнице.
— Ты болен? — побледнела она.
— Не совсем. — Он начал ходить по комнате и когда оказался у комода, засунул пустой нижний ящик на место. — Даже близко не болен, вообще-то… Похоже, моё тело восстановило некоторые свои части. — Его рука опустилась к пояснице. — Годами моё бедро страдало от артрита из-за усердных занятий спортом… Я всегда знал, что его, в конце концов, придётся восстанавливать. А на сегодняшних рентгеновских снимках? Оно в идеальном состоянии. Никакого артрита, никаких воспалений. Прямо как в восемнадцать лет.
Когда у неё отвисла челюсть, он понял, что с таким же успехом мог рассказать и об остальном. Задрав рукав, Мэнни провёл рукой по предплечью.
— Последние двадцать лет у меня на коже были пятна из-за солнца … теперь их нет. — Он
