действительно любовь и судьба, то Мона снова появится на моем пути. Если нет, то я сделаю все, чтобы ее забыть. Потому что так дальше нельзя!»
Он умылся, позавтракал, надел свои любимые белые джинсы, травянистого оттенка тенниску, которая необычайно шла к его зеленым глазам и смуглой коже, и вышел на улицу. По-прежнему стояла жаркая сухая погода. Марин в растерянности остановился возле подъезда, не зная, куда направиться. Еще вчера все казалось ему ясным, но сейчас он просто не знал, в какую сторону идти, где искать свою любимую. Он поднял глаза и заметил крохотную красноватую тучку, бегущую в сторону озера. Это выглядело странно, ведь небо было безоблачным. И Марин машинально направился туда же, словно шел за тучкой.
На пляже оказалось немало отдыхающих. Жаркая погода располагала к купанию, вода в озере была прохладной, деревья на берегу давали густую тень. Марин медленно брел вдоль берега, вглядываясь во всех стройных девушек со светлыми волосами. Но ни одной даже отдаленно напоминающей Мону не видел. Ему было жарко, он хотел окунуться, но так как не надел купальные плавки, то решил уйти из зоны отдыха. Миновал пляж, дальше тропинка вела в густые заросли высоких кустов сирени. И Марин двинулся к ним.
Скоро он выбрался на травянистый бережок, окруженный со всех сторон кустами и деревьями. Берег здесь круто обрывался, вода выглядела мутной, к тому же спуск в воду был неудобным из-за выступающих корней деревьев. Видимо, поэтому здесь никого не было. Зато Марина безлюдье вполне устраивало. Он быстро разделся и зашел в воду. Нырнув, поплыл вперед.
Когда почувствовал, что тело хорошо охладилось, повернул обратно. И сразу увидел Мону. Она сидела на пологом стволе дерева у самой воды и выглядела словно русалочка, выбравшаяся на белый свет. Пятнистые тени от шевелящихся на ветерке листьев скользили по ее светло-зеленому платью и придавали ее облику эфемерность. Марин замер, потом резво поплыл к берегу, жарко молясь лишь об одном — чтобы Мона снова не исчезла.
Когда выбрался на берег, она ласково улыбнулась ему и поздоровалась как ни в чем не бывало. Он остановился перед ней, не зная, как себя вести, что говорить. Впервые на него нашло подобное оцепенение при виде девушки, в которую он был влюблен. Обычно Марин не терялся и заливался соловьем, лишь бы достичь желаемого. Но сейчас внутри его бил огромный колокол — его сердце, — и его удары заглушали все вокруг, вызывая сильную дрожь во всем теле. Мона смотрела в его глаза не отрываясь. Затем соскользнула со ствола, и Марин, решив, что она хочет вновь исчезнуть, наконец вышел из столбняка, схватив ее за руки, взволнованно заговорил:
— Я люблю тебя! И умру, если ты опять убежишь!
— Ты не обманешь? — завела она свою любимую песню.
Но Марин не дал ей договорить — схватил в объятия и начал жадно целовать. Мона охотно отвечала. Они опустились на траву под густым кустом…
Примерно через полчаса счастливый Марин лежал на спине и смотрел на листья, трепещущие над ними. Мона прильнула к его плечу. Никогда он не испытывал от физической близости такого острейшего наслаждения, что-то сродни эйфории. И Марин вдруг подумал что это сделала именно любовь, что она окрасила обычный физический акт в такие необычайно яркие краски.
— Выходи за меня замуж! — сказал он, повернувшись к Моне и заглядывая ей в глаза.
— Не знаю, — тихо ответила она.
— Ты не любишь меня? — помрачнел он.
— Люблю, — быстро произнесла Мона и вновь начала его целовать.
И Марин больше уже ничего не выяснял.
Они стали встречаться ежедневно. Полмесяца пролетели как один день. Правда, Мона категорически отказывалась сообщить, где живет, зато приходила к Марину по первому его зову. И часто оставалась на ночь. Он был счастлив как никогда в жизни. И твердо решил, что женится на Моне. Марин обдумывал, как сказать родителям, планировал, когда они смогут к ним поехать знакомиться. Но он по-прежнему ничего не знал о своей возлюбленной, кроме некоторых ее явных странностей, к которым уже привык. К примеру, она при нем никогда ничего не ела, лишь пила воду; не любила долго оставаться на ярком солнечном свете, объясняя это редкой формой аллергии; ей никто никогда не звонил, но последнее даже устраивало Марина, так как по природе он был ревнив и всегда мечтал, чтобы его девушка принадлежала лишь ему одному. К тому же Мона так и не дала окончательного ответа.
Как-то вечером Марин пригласил ее в ресторан. Мона удивилась и сказала, что не видит смысла в подобном времяпрепровождении. Но он настаивал. Дело в том, что Марин решил сделать ей официальное предложение и хотел обставить все в лучшем виде: он заранее заказал столик в дорогом ресторане и музыкантов к определенному часу, купил колечко с бриллиантом и спрятал его в бутон белой розы, которую хотел эффектно преподнести Моне. Но та категорически отказывалась куда-то ехать.
— Ты же знаешь о моих особенностях — я никогда не ем на людях, — говорила она. — Это что-то типа фобии, я даже при тебе не могу принимать пищу. Так зачем же нам ехать в ресторан? Чтобы я там сидела со стаканом воды и наблюдала, как ты пьешь вино и ешь?
— Да я и не смогу наслаждаться вкусной едой в одиночестве, — пробормотал Марин, поняв, что не продумал такие детали, и согласился: — Ладно, ты права. Сейчас позвоню и отменю заказ. И мы останемся дома.
— Какой ты милый! — обрадовалась она и кинулась ему на шею.
Марин подхватил ее и закружил по комнате. Потом они начали целоваться и забыли о времени.
Когда стемнело, Марин зажег свечи, надел белую рубашку и черные брюки и взял приготовленную розу с кольцом в бутоне. Мона в тот день пришла к нему по странному совпадению в белоснежном платье и выглядела как невеста.
Когда Марин появился перед ней с торжественным видом, она замерла, гладя на него широко распахнутыми глазами. Он встал перед ней на одно колено и попросил выйти за него замуж. Потом протянул ей бутон. Она взяла кольцо выкатилось ей на ладонь.
— Ты будешь моей женой? — настойчиво повторил вопрос Марин.
Мона задрожала и без сил опустилась на диван. Он смотрел на ее поникшую фигурку, не понимая. Обида начала жечь его сердце.
— Ты на самом деле любишь меня? — прошептала Мона. — По-настоящему?
— Конечно! — взволнованно ответил он и бросился перед ней на колени. — Какие тебе еще нужны доказательства? Ведь я предложил тебе стать моей женой! Разве этого мало?
Он обхватил ее колени и начал целовать их. Мона запустила пальцы в его густые кудри. Ее лицо выражало страдание. Глубоко вздохнув, она отстранилась от Марина и пересела в угол дивана. Он замер.
— Сядь рядом, — спокойно заговорила Мона, — и внимательно меня выслушай. И если после всего, что я тебе расскажу, ты не переменишь своего решения, то я выйду за тебя замуж. Только прошу, не перебивай, даже если мой рассказ покажется тебе бредовым.
— Хорошо, — растерянно проговорил Марин и устроился на диване возле нее, не сводя глаз с бледного и словно тающего в неверном свете свечей лица Моны.
— Я родилась и выросла в деревеньке Ареф, в Валахии. На свет я появилась больше пяти веков назад, а если точнее, в 1446 году.
— Что?! — вскричал Марин. — Но как такое возможно? Что ты говоришь?
— Ты же обещал выслушать молча, — укоризненно заметила Мона.
— Прости! — спохватился он и внимательно вгляделся в ее лицо.
Но она была совершенно серьезна и выглядела вполне в здравом уме. Мало того, было в ее взгляде что-то такое, отчего Марин вдруг поверил, что перед ним не семнадцатилетняя девчушка, а человек с многовековой памятью и опытом долгой жизни. Его всегда смущал взгляд Моны, который таил некую загадку, ответ на которую знала лишь она. Но именно загадочность и притягивала Марина.
— Я росла в обычной семье пастухов, нас было пятеро детей, — после паузы продолжила Мона. — Когда мне исполнилось шестнадцать, отец выпросил для меня место служанки и отвез в крепость Поенарь, принадлежащую правителю Валахии князю Владу Дракуле. Вначале меня определили помогать стирать многочисленное белье из хозяйства князя. Крепость находилась на довольно высоком скалистом холме, с одной стороны текла быстрая река Аргу, и мы вытаскивали целые кипы грязного белья на берег и стирали в
