врете? Нам? Или себе? Нам врать бессмысленно. Мы оба специалисты по вранью, можно сказать, эксперты. Себе врать тоже не годится, Люба. То есть какое-то время можно, но потом ложь падает вам на голову, и еще неизвестно, выберетесь вы из-под нее или нет!..
Элли хотела что-то возразить, но он не дал. И Любе не дал, хотя та уже в грудь воздуху набрала, чтобы закричать.
– Хотите, я объясню вам, как обстоят дела на самом деле? Хотите?! Историю о том, что вам никто не нужен, расскажите подругам в бухгалтерии, а мне не надо! Разумеется, вам нравится Федор и нравится, что он за вами ухаживает! А он на самом деле ухаживает по старинке, всерьез, а не «пойдем выпьем и ляжем»! Он по дому вам помогает, и вся деревня об этом знает. С ребенком вашим дружит, хорошо дружит, честно, я это видел собственными глазами. Он «газпрому», черт, как ее…
– Тереза Васильевна, – пискнула Элли.
– Вот именно! Федор ей собирался голову оторвать за то, что она на вас наговорила. И вы все это знаете, и он все равно вам не нужен, да? Отвечайте!
Люба, у которой приоткрылся рот, как завороженная покачала головой сначала из стороны в сторону, а потом вверх-вниз.
– Вам одной с ребенком жить значительно веселее и интересней, да? Полы у чужих мыть, чтоб как-то прокормиться! Это очч-ччень похоже на правду! Элли, не смотри на меня, ты мне мешаешь!
– Я… не буду.
– У вас с Федором все было прекрасно, пока не вмешался третий человек, и вот это правда!.. Поначалу вы, конечно, не верили, что молодой, холостой, нормальный во всех отношениях мужик вдруг начал за вами ухаживать! Почему не верили – это другой вопрос, и ответа на него я не знаю. Этот третий человек тоже поначалу не верил, что Федор выбрал вас, вы старше, у вас ребенок, в общем, невеста вы незавидная. Постепенно он сообразил, что у Федора тут все всерьез, и это его разозлило. Этот человек стал распускать слухи, что вы воровка, и вы перепугались до смерти. Почему перепугались, я тоже не знаю, вы мне это сейчас расскажете!.. Но Федора Еременко трудно остановить, он же спортсмен и к намеченной цели прет как танк. В общем, никаким слухам он не поверил. Тогда этот человек стал угрожать вам обоим. Как угрожали Федору, я слышал сам, только тогда еще не знал, кто и кому угрожает. Чем угрожали вам?..
– Тюрьмой, – произнесли Любины губы как-то отдельно от нее самой. – Тем же, чем и Феде.
– Так. Федору обещали, что обвинят в изнасиловании, и обвинили. Это сейчас очень просто сделать. А вы? Чего вы так боитесь? Из-за чего решили продать дом и уехать? И не смейте врать!
– Это долгая история.
– Ничего, я как раз располагаю временем.
Люба вздохнула и стала аккуратно сворачивать разноцветную ткань. Она сворачивала ее очень тщательно и разглаживала руками каждую сторону.
– Я не знаю, откуда… Я думала, никто никогда не узнает… Я из Москвы тогда убежала, спряталась и решила, что здесь-то уж точно меня не найдут. Здесь мое убежище, понимаете?..
– Понимаю, – согласился Плетнев, у которого тоже было убежище именно здесь.
– Я даже маме никогда не рассказывала, хотя она допытывалась, конечно. И соседи спрашивали! Мать говорила, что я вернулась из-за ребенка, и постепенно все отстали. Привыкли. Неля, ты только маме своей не рассказывай, ладно? Я Нателлу Георгиевну очень уважаю и не хочу, чтобы она знала.
– Нателла Георгиевна, – неожиданно для себя заявил Плетнев, – человек, который понимает все. Даже то, чего мы сами не понимаем. Ну? Что за ужасная история произошла с вами в Москве?
– Я же иняз закончила, – сообщила Люба буднично, как будто сообщала, что в бухгалтерии лесничества ей выдали премию, и еще раз свернула ткань и опять погладила. – Я очень хорошо училась, на бюджете, конечно, тогда это было еще возможно. В аспирантуру поступила. Подрабатывала репетиторством. У нас все девчонки репетиторами подрабатывали. Маме помогала. Я вообще хорошо тогда жила… Интересно и… свободно. Я, правда, не понимала, как хорошо я жила, только потом… поняла.
Плетнев, которому надоела мелодрама и хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось, открыл было рот, но Элли сильно ущипнула его за руку.
Он закрыл рот и посмотрел на свою руку.
– Постепенно меня стали приглашать к богатым людям. По-настоящему богатым, понимаете? Я была хорошим репетитором, и мне нравилось учить, и детям нравилось у меня учиться! И я… я… сделала ужасную глупость.
– С кем у вас был роман? С отцом семейства? С сыном хозяев?
– Откуда вы узнали?!
Плетнев хотел сказать, что из мировой литературы и мирового кинематографа, и еще, что ничто не ново под луной, а история-то банальна до глупости, но Люба смотрела на него с таким ужасом, что ничего этого говорить он не стал.
– Я просто догадался, Люба. Все совсем не так страшно, как вам кажется.
– Не страшно?! Вам, может быть, и не страшно, потому что вы никогда…
– Нет, не никогда, – перебил Алексей Александрович. – Я тоже однажды влюбился в неподходящего человека. И все это кончилось мерзко.
Элли взглянула на него внимательно и грустно.
– Мерзко, – повторила Люба и сморщилась. – Вот именно. Он учился в Англии, приезжал на каникулы, и я его любила. И он меня любил.
– То есть не отец, а сын. Хорошо хоть так.
Но она уже не слушала его.
– Мы в кино ходили, он меня из общежития встречал, и нам интересно было просто разговаривать друг с другом! Это же так редко бывает, когда интересно разговаривать! И весело, и легко. Мы долго встречались, и семья у него такая чудесная, приветливая, они мне на праздники всегда подарочки какие-то дарили, и я их берегла! И сестренка его, с которой я занималась, лапочка, правда!.. И мне казалось, что родители у него простые, нормальные, подумаешь, богатые!.. Молодцы, что богатые, значит, правильно живут и работают!.. Мы с ним даже в Суздаль ездили, и там было так красиво! Осень, костры и очень много листьев под ногами, как в кино. Я, честное слово, вообще не думала его на себе женить, правда не думала!..
– Когда выяснилось, что вы беременны, вас выгнали. Да?
Люба спихнула с коленей ткань, которая упала и разлетелась по всему полу.
– Нет. Он испугался, наверное, очень и рассказал обо всем родителям. Меня вызвали… на допрос. Допрашивали недолго, да я и не отпиралась. – Люба улыбнулась и потянула с пола ткань. – Он на допросе не присутствовал. Зато присутствовал такой здоровый дядька, начальник охраны. Я его хорошо знала, я же у них долго работала!
– Специально обученный, – пробормотал Плетнев, но Люба не обратила на него внимания.
– Мне сказали, что я должна немедленно исчезнуть из их жизни и из Москвы навсегда. И показали пленку, на которой снято, как я вынимаю что-то из хозяйского сейфа. Я не знаю, как они это все сделали, но как-то сделали. Мать заявила, что у нее пропало какое-то очень дорогое украшение, на сто миллионов или на двести, и украла его я. Вот доказательства. Володя об этом уже знает, ему первому показали. И он пришел в такой ужас, что сразу же улетел в Англию или еще куда-то. Просто чтобы больше меня не видеть. Он же не знал, что я воровка «на доверии» и все это время подбиралась к драгоценностям его семьи. Этот дядька, главный охранник, сказал, что пленка или диск будут у них на тот случай, если я стану жаловаться или предъявлять претензии. И если он еще хоть раз в жизни обо мне услышит, это украшение найдут у меня и тогда посадят. Всерьез и надолго.
Люба опять свернула ткань и опять развернула.
– Меня вывели за ворота и отпустили на все четыре стороны. Я потом долго шла. Меня от метро на машине возили, иначе никак не добраться, а тогда не повезли, конечно. Я несколько часов шла.
Элли тоже взяла со стола какую-то тряпку и стала сворачивать, глядя себе на руки.
Плетнев тряпку отобрал и бросил.
– Вот и все дела. Я на следующий день хотела таблеток наглотаться… Но ребенка стало очень жалко. Я собралась и поехала к маме. И стала тут жить. Потом Игорь родился, я на работу пошла.
Люба посмотрела по сторонам, как будто просыпаясь и не сразу узнавая привычное.
