— Послушайте, Питер, — сказал он. — Может, вам лучше пойти взглянуть на этот камень? Если это то, что нам нужно, мы избавимся от вечернего похода к реке.
Он передал Фригейту свою чашу.
— Поставьте ее в одну из лунок на камне, но запомните точно, в какую. Пусть другие сделают так же. Проверьте, что все твердо помнят, куда поместили свои чаши. Нам, знаете ли, следует избегать ненужных ссор.
Казалось, Фригейт не решался уйти, словно стыдился проявить слабость. Он постоял еще мгновение, переминаясь с ноги на ногу и судорожно вздыхая. Бартон сосредоточенно соскребал остатки плоти с внутренней стороны кожаного ремня, не обращая на американца внимания. Фригейт побрел прочь, держа в одной руке две чаши, а в другой — каменный топор.
Бартон бросил работу, как только американец скрылся из виду. Ему хотелось опробовать каменный нож; теперь он убедился, что сумел бы с его помощью рассечь тело и вынуть внутренности. Однако Бартон понимал, что сейчас ему не удастся сохранить кожу. Возможно, кора этих деревьев, похожих на дубы, содержит танин, необходимый для дубления, — но пока он приготовит все необходимое, ремни, конечно, сгниют.
Но все же он не потратил время зря. Нож годится в дело; кроме того, он немного освежил в памяти свои познания о человеческой анатомии. Когда-то в юности, в Пизе, Ричард Бартон и его брат Эдвард дружили с итальянцами, студентами-медиками местного университета. Оба молодых Бартона многое почерпнули из этой дружбы, и, в дальнейшем, их интерес к анатомии не ослабевал. Эдвард стал хирургом, а Ричард, находясь в Лондоне, никогда не упускал случая посетить лекцию или публичное вскрытие. Теперь, конечно, он многое позабыл.
Стемнело. Солнце спряталось за выступом скалы. Бледная тень упала на лицо Бартона, и в течение нескольких минут вся долина погрузилась в сумерки. Но небо еще долго сохраняло яркую голубизну. Продолжал дуть слабый ветерок; пропитанный влагой воздух стал немного прохладнее. Бартон и неандерталец оставили тело и направились к деревьям, за которыми раздавались голоса их спутников. Все собрались возле камня, который нашел Бронтич. На нем не было чаши в центральном углублении и Бартон подумал, что этот камень, возможно, еще не подготовлен к работе. Но потом он отбросил эту мысль. Скорее всего существа, соорудившие каменные грибы, поместили чаши только на тех устройствах, что находились у реки. Они знали, что воскрешенные сначала обнаружат прибрежные камни. К тому времени, когда люди разыщут камни у подножия гор, они уже будут знать, как ими пользоваться.
Спутники Бартона расставили серые цилиндры в углублениях, которые образовывали внешнюю окружность. Люди стояли и сидели вокруг, переговариваясь друг с другом, но помыслы их были устремлены к чашам. Все ждали, когда же — если это вообще произойдет — над камнем взметнутся языки пламени. Почти все разговоры касались еды. Некоторые предавались размышлениям о том, каким образом люди попали сюда, кто воскресил их в этой долине и какие намерения неведомый благодетель питает в отношении человечества. Только совсем немногие вспоминали свою жизнь на Земле.
Бартон уселся под развесистыми ветвями «железного» дерева, толстый черный ствол которого покрывали наросты. Он чувствовал усталость, как и все остальные, кроме, может быть, Казза. Пустой желудок и натянутые как струна нервы не давали возможности вздремнуть, хотя тихие голоса и шелест листьев клонили ко сну.,. Ложбину, в которой собралась группа, ограждали склоны четырех холмов, поросших деревьями. Хотя здесь было темнее, чем на возвышенностях, ложбина лучше сохраняла дневное тепло. Через некоторое время, когда сумерки еще более сгустились и усилился холод, Бартон послал команду на поиски дров для костра. Пользуясь ножами и топорами, они нарезали большое количество сухого бамбука и собрали несколько охапок травы. С помощью зажигалки Бартон запалил костер. Трава и зеленые листья сильно дымили, пока в огонь не подбросили хворост и обломки бамбуковых стволов.
Раздавшийся внезапно грохот заставил всех подскочить от испуга. Женщины вскрикнули. Занятые костром, они перестали наблюдать за камнем и своими чашами. Бартон обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как голубые языки пламени взметнулись ввысь почти на двадцать футов. Даже на расстоянии добрых десяти ярдов от камня он ощутил тепло разряда.
Затем грохот стих и все, как завороженные, уставились на серые цилиндры. Бартон первым вспрыгнул на камень; остальные не отважились коснуться чаш сразу после исчезновения разряда. Он поднял крышку, заглянул внутрь и завопил от восторга. Остальные тоже бросились к камню и принялись открывать свои чаши. Через минуту все сидели вокруг костра и жадно ели, время от времени вскрикивая от удивления и демонстрируя друг другу свои находки. Дела были не так уж плохи — похоже, тот, кто вершил их, принял на себя заботы о хлебе насущном.
Содержимого чаш хватило всем — несмотря на вынужденный дневной пост, или, как заявил Фригейт, «пост длиною в добрую половину вечности». Как он пояснил Монату, его утверждение означало, что невозможно определить промежуток времени между 2008 годом и сегодняшним днем. Окружающий мир нельзя было создать за один день, а подготовка к воскрешению человечества определенно заняла больше недели. Конечно, если все это проделано с помощью научных знаний, а не каким-нибудь сверхъестественным образом.
Бартон обнаружил в своей чаше кусок мяса величиной с кулак, небольшой черный хлебец, масло, картошку с соусом и салат с непривычной, но очень вкусной приправой. Вдобавок, там была еще вместительная кружка отличного бурбона и маленькая чашечка с четырьмя кубиками льда.
В сером цилиндре нашлось еще много неожиданного. Небольшая трубка, вырезанная из шиповника. Кисет с табаком. Три отличные сигары. Коробочка из пластика с десятью сигаретами.
— Без фильтра! — разочарованно сообщил Фригейт.
Отдельно лежала маленькая коричневая сигарета, понюхав которую, Бартон и Фригейт одновременно воскликнули:
— Марихуана!
Алиса достала из чаши маленькие металлические ножницы и черную расческу.
— Наверное, наши волосы отрастут снова, — с улыбкой сказала она. — Иначе к чему все это нужно? Я рада... так рада! — она сунула руку в контейнер и вытащила тюбик ярко-красной губной помады. На лице ее появилось недоуменное выражение. — Что это? Неужели Они на самом деле думают, что я стану пользоваться тут косметикой?
Фригейт рассмеялся и показал ей такой же тюбик, который он обнаружил в своей чаше.
— Они в высшей степени практичны, — заметил Монат, вертя в руках пачку бумажных салфеток. Затем он вытащил круглое зеленое мыло.
Бифштекс Бартона оказался очень сочным, хотя он предпочитал менее прожаренное мясо. С другой стороны, Фригейт жаловался, что его кусок оказался недожаренным.
— Очевидно, чаши не настроены на индивидуальное меню, с учетом привычек и вкусов владельца, — предположил Фригейт. — Поэтому и мужчинам, и женщинам достались помада и трубки. Это — массовое производство.
— Два чуда в один день, — произнес Бартон. — Но можно ли их считать чудесами? Я предпочитаю рациональное объяснение и хотел бы его получить. Не думаю, что кто-то может в данный момент сказать мне, каким образом нас воскресили. Но, наверное, вы, люди двадцатого века, имеете какую-нибудь гипотезу относительно волшебного появления всех этих предметов в прежде пустом контейнере?
— Если сравнить внешние и внутренние размеры чаши, — сказал Монат, — то можно заметить разницу по высоте примерно в пять сантиметров. Внутреннее днище, по-видимому, скрывает некое устройство — конвертер, способный превращать энергию в материю. Энергия попадает туда во время разряда. В дополнение к конвертеру в чаше должны быть также молекулярные шаблоны — нечто вроде справочного каталога, определяющего способы синтеза различных веществ. Мои рассуждения, скорее всего, верны, так как на моей родной планете были созданы подобные преобразователи. Но не таких миниатюрных размеров — в этом я абсолютно уверен!
— Могу сказать то же самое и о Земле, — кивнул Фригейт. — Еще до 2002 года человечество научилось производить железо из чистой энергии, но это был очень трудоемкий и дорогой процесс с почти микроскопическим выходом готовой продукции.
— Ладно, — сказал Бартон. — Нам это изобилие пока ничего не стоит. Пока... —он осекся, вспомнив о сне, который видел перед пробуждением.
