Британию. Хотя эти новости означали, что жители Новой Британии не будут мстить Пароландо, они встревожили Сэма. Иэясу был человеком с большими амбициями. Объединив под своей властью два государства, он мог счесть себя достаточно сильным для нападения на Пароландо.
Снова дробь барабанов. Публий Красс посылал свои поздравления по случаю победы и сообщал, что завтра посетит Пароландо, чтобы увидеть, какую помощь он может оказать соседям.
«А также чтобы увидеть, насколько тяжел нанесенный нам удар и нельзя ли тут чем-нибудь поживиться», — добавил Сэм про себя. До сих пор Красс был добрым соседом, но к человеку, прослужившему долгие годы под командой Юлия Цезаря, не стоило питать безграничного доверия.
Мимо проковылял Геринг с головой, обернутой кровавой полосой ткани; двое его последователей осторожно поддерживали проповедника. Сэм надеялся, что Геринг поймет сделанный ему ночью намек и покинет Пароландо. В душе его, однако, таилось сомнение — насколько твердолобая германская голова миссионера восприимчива к намекам.
Вечером он лег в кровать; перед его мысленным взором простиралась его страна, факелы пылали от побережья до подножия скал, стража вглядывалась в туман, высматривая зыбкие тени. Его сон был беспокойным, несмотря на огромную усталость. Он стонал и метался в постели; ночью он внезаппо очнулся, его сердце билось как молот и кожа похолодела — от уверенности, что в хижине есть кто-то третий. Он ожидал увидеть темную фигуру Таинственного Пришельца, склонившуюся над его кроватью. Но в комнате никого не было — только очертания огромного тела Джо медленно колыхались на чудовищном бамбуковом ложе в такт храпу великана.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Он проснулся утром неотдохнувшим — В чистом и освеженном мире. Ночной дождь смыл кровь, грязь и пороховую копоть. Мертвые тела были убраны, солнце сияло, голубое безоблачное небо раскинулось над речной долиной. Возобновился обычный распорядок дня — но без четырех с половиной сотен мужчин и женщин, павших жертвами ночного сражения. Тела половины из них поступили на глицериновую фабрику для переработки; остальные находились в госпитале.
Раненые, которые хотели положить конец мучениям, могли выполнить свое желание. Давно миновало время, когда лишь удар каменного топора или воды Реки были способны подарить долгожданное забвение. Теперь, благодаря прогрессу цивилизации в Пароландо, для этой цели применялись таблетки цианистого калия. Некоторые, однако, Предпочитали кинжал. Пройдут сутки — и утерянные члены тела восстановятся, исчезнут раны, снова раскроются выбитые глаза. Все, кто не мог терпеть боль, торопливо садились в Экспресс Самоубийства, сбрасывая старые тела в чаны глицериновой фабрики.
Секретарша Сэма погибла, и он предложил Гвиневре занять это место. Девушка с радостью согласилась. Новое положение давало ей высокий статус; она не делала секрета и из того, что ей приятно находиться около Сэма. Лотар фон Ритгофен, однако, казался недовольным.
— Разве она не может стать моей секретаршей, несмотря на чувства, которые вы питаете к ней? — сказал Сэм, изучая хмурую физиономию пилота.
— Конечно, может, — отвечал тот, — но мои шансы резко упадут, если девчонка будет постоянно крутиться около вас.
— Ну, что ж, пусть победит достойнейший! — ухмыльнулся Сэм.
— Не имею ничего против, мне только не нравится, что ее усилия пропадут даром. Вы ведь не станете отрицать, что пока здесь находится Ливи, другая женщина не войдет в вашу хижину.
— Ливи не вмешивается в мою личную жизнь, — сухо сказал Сэм, — и давайте прекратим разговор о ней.
— Я очень сожалею, Сэм, — сказал Лотар со слабой улыбкой, осторожно касаясь его плеча.
Гвиневра хлопотала около него, делая заметки, рассылая сообщения, принимая их, передавая его приказы. Сэм был слишком занят, чтобы поболтать и пошутить с девушкой, но каждый раз, когда он смотрел на нее, теплота подступала к его сердцу. Гвиневра, казалось, обожала его.
Миновало два дня. Двадцатичетырехчасовые испытания вездехода-амфибии дали отличные результаты. Предполагалось, что через пару дней машина будет полностью укомплектована. Делегация из Соул Сити бродила по территории Пароландо под присмотром двух надежных людей короля Джона. Джо Миллер, который после сражения был вынужден снова лечь в постель, окончательно выздоровел. Теперь Сэма сопровождали оба — и Гвиневра, и гигантопитек; окружающий мир начал казаться ему гораздо более приемлемым, хотя, конечно, до блаженной Утопии ему было далеко. Барабаны передали сообщение, что Одиссей возвращается через месяц с караваном судов, груженных кремнем. Он отправился во главе флота из десяти кораблей для меновой торговли с женщиной-правителем Селинайо. На Земле Селина Хэстингс, родившаяся в 1707 и умершая в 1791 году, была графиней Хантингтон. Теперь она являлась ярой сторонницей Церкви Второго Шанса и торговала кремнем с Пароландо только потому, что Сэм разрешил Герингу и его миссионерам проповедовать на своей территории. В обмен на кремень она просила построить маленькое металлическое паровое судно, на котором собиралась путешествовать вверх и вниз по Реке, проповедуя свою религию. Сэм считал это глупостью. В первом же месте, где она высадится на берег, ей перережут горло, чтобы завладеть пароходом. Но это было ее дело.
Наконец, подошло время для продолжения переговоров с Фай-брасом. Члены Совета встретились с делегацией Соул Сити за круглым столом в самой большой комнате дворца Джона. Сэм хотел бы отложить переговоры, так как Джон находился в еще более мрачном настроении, чем обычно. Одна из его женщин попыталась прикончить его, как он заявил. Прежде, чем он разбил ей голову об угол стола, она успела ранить его кинжалом в бок. Женщина умерла часом позже не приходя в сознание, и утверждение Джона, что она напала на него первой, пришлось принять без доказательств.
Джон страдал от раны и от стыда, считая позорным получить удар от женской руки. Свои страдания он усиленно заливал крепким бурбоном, используемым в качестве анестезирующего средства. Скорчившись в тяжелом дубовом кресле, обитом красной рыбьей кожей, он сжимал в одной руке объемистую посудину с виски, а в другой — дымящуюся сигару.
Речь держал Файбрас.
— Хаскинг верит в необходимость разделения белых и небелых людей. Постарайтесь понять его взгляды. Он искренне считает, что белые никогда с открытым сердцем и душой не смогут признать равными себе цветные народы — черных, полинезийцев, монголоидов и американских индейцев. Единственный путь, на котором небелые могут достичь мира, покоя и достойной жизни — путь разделения.
— Хаскинг был членом организации Черных Мусульман в период ее кризиса. Малькольм, вождь Черных Мусульман, покинул организацию. Он понял, что был несправедлив к белым. Далеко не все белые являлись дьяволами во плоти, расистскими чудовищами; это было совсем не так. Что касается Хаскинга, то он уехал из Штатов в Алжир, и здесь он обнаружил, что Источником расизма является не цвет кожи, а мировоззрение, внутренняя позиция человека.
«Едва ли это открытие является оригинальным», — подумал про себя Сэм, но не стал прерывать речь Файбраса.
— Затем начались выступления белых в Соединенных Штатах. Многие молодые люди отвергали предрассудки поколения их отцов и поддерживали черных в их борьбе. Они выходили на улицы и устраивали демонстрации в защиту негритянского населения. Они относились к черным с искренней доброжелательностью — не из чувства абстрактного долга, но потому, что черные являлись человеческими существами, а к любому человеческому существу следует питать доброжелательность и любовь.
— Хаскинг, однако, не испытывал теплых чувств к новому поколению белой американской молодежи, даже когда он пытался думать о них, как о человеческих существах. Его душа была разрушена ненавистью — так же, как и души белых американцев старшего поколения. Правда, он старался — искренне старался относиться с уважением к молодым белым, которые послали к дьяволу своих родителей и их расистское общество.
— Потом он умер — как умирают все, черные и белые. Он воскрес среди древних китайцев, которые считали себя избранным народом, главенствующим над другими расами. Жизнь среди них была для
