Как падала во всем цена души, Как все менялось, билось и дробилось, Но страсть любви Во все века и лета Была как неразменная монета. Явился он В предел моей страны, Конечно же, не в поисках жены, Скорей всего хотел поволочиться. Когда ж увидел стройку вертопрах, Ее ошеломительный размах, Решил остаться и переучиться, Чтоб смыть с души Без прежнего цинизма Родимое пятно феодализма. Итак, на стройке Страсти пилигрим Прижился даже именем своим: Жуан ли, Жан ли, был бы работяга. В то время, как теперь сдается нам, К туманным иностранным именам Была у нас особенная тяга, Хоть римский Цицерон, к чему чиниться, Звучит по-русски Вроде Чечевицын. И все-таки потом Приставку «дон», Как ни звучна была, отбросил он, Взял и отсек без всякого терзанья, Как отсекают, взятую в щепоть, Вполне живую, трепетную плоть При тягостном обряде обрезанья. Жуан без «дон» по собственной охоте Стал проще, Как еврей без крайней плоти. Не диво ли, От первого «люблю» У нас закон оберегал семью, А строгому закону в подкрепленье Через цехком, завком и женсовет, Партком и комсомольский комитет Был и закон общественного мненья, И тот, кто преступал за грань закона, Не избегал порой И фельетона. «Вот хорошо,— Подумал жен желанник,— Что у семьи так много добрых нянек, Особенно для грешных, кто, как я, Решил навек оставить круг порочный, С такой подмогой счастье будет прочно. Долой разврат! Да здравствует семья!» Тогда еще не знал он иносказ: «Семь добрых нянек, А дитя — без глаз». «Долой разврат!» Сказать-то просто. Кстати, Поговорим немного о разврате, Перелистнем страницы словарей, Откроем те, где есть определенье Разврату, как порочному явленью, С позиций моралистов наших дней. Увы, воображенью не мешая, Молчит Энциклопедия Большая. С послушностью Наипримерных чад Вослед Большой и Малые молчат. Но тут себе позволю замечанье: Встречаются и в жизни иногда Такие рассуждения, когда Бывает вразумительней молчанье. Ну сами посудите: для морали Не стало б легче, Если бы орали. А может, Надо только ликовать, Что дали мне возможность толковать Добра и зла житейские приметы. Меж ними очень узенький порог: Чуть-чуть переступил — уже порок, Чуть-чуть недоступил — порока нету. А мера где, чтобы в разврат не впасть?
