Тогда кого? Ирмина, старого бога, которого прежде, до прихода льдов, чтили в Лотте? Да Винчи, знакомого Хельги? Его неловко без дела беспокоить. Кого еще? Не Ирракшану же!
— Аллахе! — вспомнила она южного бога, ради которого женщины-сехалки наглухо занавешивают лица.
Но Гастон отказался. Сказал, что столь великих богов нельзя тревожить всуе, да и не в его это силах. Ильза нахмурилась. Того нельзя, этого нельзя… О! Придумала!
— Вызывай Кальдориана! — велела она. — Его-то ты не стесняешься потревожить?
— Ильза, тебе не следует утруждать Гастона, — вмешался Аолен. — Человек едва остался жив, а ты заставляешь его понапрасну расходовать силы.
— Один разочек! Последний! — взмолилась та. — Интересно же!
И вот Кальдориан появился. Не так эффектно, как Хельги, свету было намного меньше. Но все равно интересно, потому что Хельги свой, а этот — совершенно чужой, незнакомый демон! Дядька средних лет, богато одетый, но потрепанный и пьяный в стельку! Волосы его были всклокочены, рубаха, отделанная дорогим кружевом, вылезла из штанов, на щетинистых щеках алели отпечатки женских поцелуев. На ногах он едва стоял, все заваливался на невидимую стену пентаграммы и норовил сползти вниз.
— В… в… зывали? — пробормотал он заплетающимся языком. — З-з… з-чем?
Экспериментаторы переглянулись. К подобному вопросу они готовы не были.
— А зачем вообще вызывают демонов? — спросила Ильза громким шепотом.
— С этого надо было начинать! Сначала решить, чего вы от него хотите, потом уже вызывать! — ответила Меридит назидательно. И плюнула по-кансалонски: — Тьфу, пакость какая! — Она не терпела пьяных.
Выручил Хельги. У него оказался свой интерес.
— Мы вызвали тебя, дабы задать вопрос, — изрек он высокопарно. Именно так учил своих студентов общаться с демонами профессор Перегрин. — Ответствуй, тварь мира иного, поведай нам, каково это — стать бессмертным.
Пьяная физиономия расплылась в блаженной улыбке.
— В… великолепно! П… п-трясающе! Я ем-м-м — и иш-ш-чезаю! Пью — и иш-ш-чезаю! Беру что надобно — и иш-ш-чезаю… ик! Астрал! — Он помахал пальцем перед носом собеседника. — Великая вещ-щь — астрал!
— Слушай! — Магистр Ингрем перешел на нормальную речь, решив, что не стоит ломать язык ради пьяного придурка. — А как ты ориентируешься в астрале? Как попадаешь туда, куда хочешь?
Кальдориан осклабился, помотал головой:
— А я н-не хочу! Иш-ш-чезаю, куда попало! Пью, и иш-ш-чезаю!
— Понятно, — кивнул Хельги разочарованно: перенять опыт у старшего товарища не удалось. — Можешь исчезать.
— А пш-ш-ли со мной! — Кальдориан сделал широкий приглашающий жест. — В… выпьем! Как демон с демоном! — Он протянул руку, с явным намерением дружески хлопнуть собеседника по плечу, но невидимая преграда его остановила. Он расценил это как отказ. Промямлил гнусаво: — Жа-аль! Жа-аль! Я ищ-ще н… никогда не пил с у-у-бийцей! — И принялся истерически хихикать.
Хельги разозлился. Отрезал, оскалившись по-сприггански:
— С демонами не пью! Только ем! — Временами на него находило желание говорить гадости.
Кальдориан намек понял, впал в панику и заметался по пентаграмме в поисках несуществующего выхода.
— Сгинь! — махнул рукой Гастон Шин.
Демон исчез.
— Ничтожество! — прошептал юный маг с отвращением. — Силы Стихий, какое ничтожество! Почему именно ему, а не более достойному достался великий дар бессмертия?!
— Удивительно! — вторил ему эльф. — Кальдорианцы — одна из самых аскетичных, мрачных и закрытых сект! Кто бы мог подумать, что божеством их является столь разнузданный и невоздержанный субъект?!
— Наверное, с течением столетий он остепенится, — предположила Энка. — Так бывает. В ханжество чаще всего впадают именно те, кто особенно грешил в молодости.
— Какая же у него молодость? — удивился Эдуард. — Ему лет сорок, не меньше!
— Что такое сорок лет для бессмертного демона? Раннее детство!
Хельги недовольно поморщился. По логике сильфиды получалось, что он в свои «двадцать с лишним» и вовсе несмышленый младенец. Хотел возразить, но промолчал, решив не заострять внимания на этом щекотливом вопросе. Потому что сильфида обязательно придумает в ответ какую-нибудь гадость.
— Ну что? Эксперименты на сегодня закончены? Можем идти дальше? — осведомился гном.
А дальше был Кансалон.
Средневековый, он оказался ничуть не меньше современного. Напротив, именно на эти годы пришелся пик его процветания.
К городским воротам, окованным сияющей на зимнем солнце бронзой, вела отличная, мощенная камнем дорога. Стены городских укреплений были новыми, и дома были новыми — много богатых каменных домов. Стены их украшала цветная мозаика — желтые львы на синем фоне, хищные птицы, затейливые южные узоры…
Почти ничего из этого великолепия не сохранилось до наших дней. Время, и особенно войны, не пощадили хрупкую красоту. Осыпались цветные плитки, остались скучные, грязно-желтые стены и бесконечные неопрятные торговые ряды…
Но так будет спустя многие столетия. А в ту далекую эпоху город еще не успел превратиться в рынок, а роскошные дворцы, сады и фонтаны уступить место лавкам и лабазам.
И кроме почтенных представителей торгового сословия обитали здесь знатные горожане, богатые вельможи, бравые военные, хитроумные маги и колдуны.
И среди них некто Зебет Аб-Хакал. Хотя в народе его чаще называли «Тот, чье имя произносят тихо». Потому что был он знатным горожанином, богатым вельможей и, что самое главное, еще и могучим магом. Из тех, что черпают силу свою в черных книгах и еще более опасных источниках.
Дурная слава ходила о нем по Кансалону. Поговаривали, что по ночам он раскапывает свежие могилы и плодит дурных мертвецов. Забирает младенцев у собственных рабынь и кровью их кормит степных демонов, чтобы те ему служили. У недругов своих вытягивает сущности и вселяет в опустевшие тела злобных духов. Для своего гарема крадет невест из-под венца, а вместо них подсовывает женихам суккубов, отчего здоровые, крепкие юноши чахнут на глазах. Так говорили кансалонцы, и перечень этот можно было продолжать и продолжать. Что в нем было правдой, что вымыслом, какие злодеяния вершил сам Зебет Аб- Хакал, а какие его коллеги по цеху — сказать трудно. Не было в Кансалоне того, кто решился бы спросить об этом самого черного мага.
Даже хайдар — правитель Кансалона — трепетал перед его силой. И как бы ни хотелось ему избавиться от своего опасного подданного, поделать он ничего не мог — боялся. А потому Зебет Аб-Хакал обитал в великолепном дворце в самой лучшей части города, имел сан придворного, занимался своим жутким промыслом и, между прочим, исправно платил налоги в хайдарскую казну.
Правитель тревожился зря. Если бы Зебет Аб-Хакал захотел, он мог бы в одночасье свергнуть законного властелина и занять его трон. Но магу не нужна была власть над Кансалоном, городом, который он презрительно именовал «случайной свалкой народов и языков посреди бесплодной равнины». Он мыслил шире, масштабнее.
И приближение магического артефакта огромной силы не могло укрыться от его всевидящего ока, равно как и вызвать. У колдуна возникли свои планы насчет применения священного сосуда. Хотя о всеобщем счастье для народов он не помышлял — и уже за это ему спасибо!
Он следил за продвижением артефакта по степи от самого Трегерата и гадал: откуда такое диво? Постепенно картина прояснялась. Его несли на юг четверо. Трое юношей — и они были неопасны — недоучки, подмастерья. С такими можно расправиться одним щелчком пальцев. Четвертый — старик. Профессиональный маг выдающейся силы, причем она прибывала с каждым днем! Чтобы противостоять
