свет.
— Дорогая, вы носите фамилию Маккиннон, но вы не нашего рода. Вы не понимаете, что Маккиннон не отдаст просто так то, чем хочет владеть. А сейчас один Маккиннон хочет изменить то обстоятельство, что он не целовал жену со вчерашнего дня.
Ромэйн замерла, но он не выпустил ее из своих объятий.
— Вы и так воспользовались этим вчера.
Весьма выразительно улыбаясь, Джеймс накрутил на палец завиток ее роскошных волос.
— Да, конечно, я воспользовался возможностью поцеловать самую красивую женщину, которую я когда-либо видел. Какой дурак упустил бы такую возможность?
— Не стоит потчевать меня комплиментами. Я прекрасно знаю, что вы беспокоились о том, какое производите впечатление на окружающих, боясь, как бы дружки не посмеялись над вами, если вы не поцелуете свою невесту.
Маккиннон провел рукой по ее щеке и прошептал:
— Я думал не только о впечатлении, которое произвожу. Вы прекрасны, Ромэйн, и когда вы бросаете взор на мужчину, внутри у него что-то переворачивается, а в голову приходят разные мысли… об обладании вами.
Маккиннон осторожно приблизил свои губы к ее лицу. Ромэйн всю ночь преследовало сладостное воспоминание об их первом поцелуе, но даже оно померкло, когда он вновь поцеловал ее, нежно и крепко, и дрожь пробежала по всему ее телу. Джеймс обнял ее за талию, а Ромэйн обвила руками его крепкую шею, и пальчики ее утонули в его жестких, но приятных на ощупь волосах.
Джеймс провел кончиком языка по опущенным векам девушки. С каждым его прикосновением внутри у нее будто вспыхивал тлеющий уголек. Ромэйн чувствовала, что слабеет. Все ближе и ближе прижималась она к мужу. Сердце ее бешено билось. И когда, наконец, Джеймс притронулся языком к ее ушку, с губ девушки сорвался непроизвольный стон. Маккиннон сейчас же воспользовался тем, что губы ее раскрылись, настойчиво понуждая их сделаться мягкими и податливыми. Язык его кружил у нее во рту, лаская ее язычок. Воспламененная незнакомыми мужскими ласками, Ромэйн прижалась к Маккиннону. Язык Джеймса соскользнул на ее шейку. Ей не хватало дыхания. Теперь Ромэйн сама подставила Джеймсу губы для поцелуя, сама искала его ласк. Неожиданно она услышала его глухой смешок и в изумлении открыла глаза: Маккиннон усмехался. Потрясенная, она не могла вымолвите ни слова, а Джеймс прошептал:
— Вы странно ведете себя для женщины, которая испытывает отвращение к мужу.
— Я вовсе не испытываю к вам отвращения, — мягко ответила девушка. Каждое слово давалось ей с трудом. — На самом деле кое-что в вас мне нравится.
— То, что я пристаю к вам.
Ромэйн покачала головой, пробегая пальчиками по его выразительному лицу.
— То, что я упорно добиваюсь вашей помощи в моей работе?
— Конечно нет! — вскипела девушка и вздохнула, притронувшись кончиком пальца к его губам, которые она мечтала вновь ощутить на своих губах.
— Что тогда? — настаивал Джеймс.
Глядя ему прямо в глаза, пожираемая огнем желания, Ромэйн, обняв его за шею, сама приблизила губы Джеймса к своим. Разглядев довольное мерцание в его глазах, она опустила веки. Девушка нежилась в объятиях странного спутника жизни, млея от каждого его прикосновения. Она отрешилась от всех мыслей, зная, что сейчас находится в полной власти мужа. Как ей хотелось верить, хотя бы в этот краткий миг, когда он держит ее в своих объятиях и страстно целует, что он не использует ее в своих целях.
Глава 8
Отерев пот рукавом рубахи, Джеймс вновь принялся за работу. На этот раз они, кажется, починили ось. Если судьба подбросит им еще какое-нибудь испытание, вряд ли можно будет надеяться, что они схватят предателя.
Камерон с беспокойством вглядывался вдаль. Местность была пустынна. Джеймс сунул руку под куртку и нащупал пистолет. Он слишком хорошо понимал беспокойство Камерона. С тех пор как им стало известно, что Даффи и его сообщникам хорошо заплатили за то, что они найдут карету Монткрифа и убьют всякого, кто в ней находится, Джеймс в любой момент был готов отразить нападение. Монткриф, очевидно, погиб, но Ромэйн чудом спаслась. Чей враг подкупил Даффи — Монткрифа или ее? Пока не станет известен точный ответ на этот вопрос, нельзя спускать с нее глаз.
— Позови леди, — приказал Джеймс Камерону, махнув рукой в сторону женщин, которые невдалеке грелись на солнышке.
— Да, сэр.
Камерон ушел исполнять приказание, а Тэчер еще раз нагнулся, чтобы проверить ось, и что-то пробурчал.
— Что ты сказал? — спросил Джеймс.
Тэчер ответил совершенно серьезно:
— На вашем месте я бы так не спешил, — и оглянулся.
Джеймс проследил за взглядом конюха и увидел смеющихся Эллен и Ромэйн.
— Герцогу придется привыкнуть к мысли, что его внучка вышла за меня замуж.
— Герцог не привык приспосабливаться к чему-либо, кроме своих собственных желаний.
— Значит, это от него Ромэйн унаследовала вопиющее упрямство.
Тэчер уложил инструменты в ящик и выпрямился.
— Его светлость еще менее, чем Ромэйн, склонен считаться с желаниями других. Будьте осторожны с ним.
— Я собираюсь вести себя осмотрительно, но и ему придется быть осторожным со мной.
Подоспевший Камерон улыбнулся словам своего командира, но вновь помрачнел, едва Джеймс бросил в его сторону недовольный взгляд. Сержанту следует знать, что никому, даже раздраженному и капризному старику герцогу не позволено расстроить их планы.
— Ромэйн говорила, что ее дед был военным человеком, — вымолвил Камерон. — Может быть, он все поймет, если вы будете откровенны с ним.
— А ты захотел бы что-нибудь понять, если бы тебе сказали, что твоя внучка вышла замуж только для того, чтобы своим замужеством оказать услугу правительству и государству?
Круглое лицо Камерона стало еще шире.
— Весьма пикантная ситуация, сэр.
Джеймс холодно улыбнулся:
— Я рассчитываю только на то, что наш брак и усилия для преодоления неприятностей, связанных с этой пикантной ситуацией, не окажутся тщетными.
Когда карета подъезжала по широкой дороге к главному входу в Вестхэмптон-холл, Ромэйн выглянула из экипажа и лишний раз убедилась в том, что нет ничего прекраснее родного дома.
Сколы древних камней, из которых был выложен замок, сверкали на солнце. Много раз она подъезжала к родному гнезду по этой дороге, но никогда не было так мучительно радостно, как теперь.
Каждая косточка, каждый мускул ее тела ныли при воспоминании о проделанной дороге из Струткоилла. Дважды им пришлось делать длительные остановки: два дня назад сломалась ось, и мужчины полдня потратили на то, чтобы починить карету, а накануне одна из лошадей повредила копыто. С этой неприятностью они справились довольно скоро, но попали в ураганный ветер и промерзли до костей в ветхой карете. Ночь они провели в гостинице, но тяжелый дух промокшей шерсти преследовал путников весь день: за время короткого ночного отдыха одежда не успела как следует просохнуть.
Ромэйн оглядела своих спутников. Грэндж сморщивалась с каждой милей, приближающей ее к дому, — так вянет хрупкое растение под лучами жаркого солнца. Тетушка Дора спала, рот у нее был полуоткрыт, но во сне добрая женщина, в отличие от Грэндж, не сопела и не храпела. Камерон насвистывал какую-то песню, но бедный малый был совершенно лишен слуха, и мелодия, которую он насвистывал,
