Глава 44
День одиннадцатый. Река ниже Лавы
Сьюзен твердила себе, что во всем виновато неудачное стечение обстоятельств. Кому приятно, будучи на реке, услышать такую новость? Но, так или иначе, когда Эми велела матери замолчать, Сьюзен показалось, что ее пырнули ножом.
«Да уж, могла бы быть и полюбезнее», — заметила Мать-Ехидна.
Вышло грубо — несомненно, грубо. Но Эми постоянно просила мать замолкнуть, и обычно это ничуть не беспокоило Сьюзен. Например, когда та хвалила ее новую футболку или пыталась посочувствовать по поводу школьных проблем. «Замолчи, мама!» Сьюзен всегда видела в этом эмоциональный намек на то, что она слегка перегибает палку. Пусть ей не хотелось это признавать, но иногда Сьюзен ощущала себя частью некоего элитарного клуба.
Но только не сегодня. Два коротких слова пронзили болью ее сердце — такие быстрые и разрушительные, что ей пришлось бежать из-под навеса.
Сьюзен почувствовала, что она не только отвергнута дочерью, но и унижена. Господи, кем надо быть, чтобы не знать, что твоя дочь беременна? Разве она не заметила, как Эми прибавила в весе? Не заметила, что они перестали регулярно покупать тампоны? Не удивилась, отчего Эми тошнит по утрам?
Впрочем, она даже не задумывалась, занимается ли Эми сексом. А какая мать не заботится об этом в наши дни, после новостей по телевизору, после журнальных статей про венерические заболевания и про школьниц, делающих минеты в школьных туалетах? Какая мать по крайней мере не задумывается?
Сьюзен, вот какая. И почему? Да потому что Эми толстая. У толстушек не бывает парней, они не занимаются сексом.
При мысли о том, что она настолько поддалась стереотипам, ей захотелось броситься в реку.
«Прекрати, — сказала Мать-Ехидна, — у Эми не рак».
Сьюзен все понимала. Она знала, что сейчас не время казнить себя за ошибки и прятаться от грубых слов — только не теперь, когда Эми рожает под примитивным тентом, в самом сердце Большого каньона. И все-таки Сьюзен было больно. Прежде «замолчи» означало: «Мама, не городи чушь». Но сегодня это значило: «Уходи, я тебя ненавижу, не желаю твоей помощи, не хочу тебя видеть».
— Сьюзен?
Она обернулась и увидела Джил. Сьюзен немедленно вспомнила многочисленные дурацкие вечеринки и якобы исполненные глубокого смысла разговоры о детях и родителях. И все это — в то время как ее собственная дочь беременна.
Джил положила руку ей на плечо. Сьюзен скрестила руки на груди и отодвинулась.
— Так бывает, — сказала Джил. — Я про такое читала. Кто угодно может не заметить. Кто угодно…
— Перестань. Перестань, ладно? Я ее мать. Я должна была знать.
Джил замолчала. Сьюзен говорила слишком резко, но ей было все равно. Любой способен предлагать объяснения и извиняться, но никто не знает, что чувствует Сьюзен. Джил, разумеется, не понимает, каково это — быть настолько слепой, чтобы готовить дочери завтрак, отвозить ее в школу, спать рядом с ней в крошечной палатке — и не знать. У Джил сыновья, поэтому она не понимает, что с момента рождения дочери Сьюзен, сознательно или нет, ожидала ее беременности и надеялась на то, что она, мать, будет советовать, успокаивать, делиться опытом. И вдруг она внезапно узнала, что все это случилось без ее ведома!
Она заметила Эвелин, направляющуюся к ним с бутылкой воды. Сьюзен напряглась: вряд ли она сможет вытерпеть присутствие этой странной, вечно серьезной женщины, заслужившей звание профессора биологии, но притом понятия не имевшей о том, как нужно общаться с представителями человеческой расы.
Эвелин помедлила и сказала:
— Эбо наколол льда, и я дала Эми пару кубиков пососать.
— Спасибо, — ответила Джил.
Эвелин медлила.
— Ничего не говори, — предупредила Сьюзен.
— Хорошо.
Сьюзен взглянула на Эвелин, продолжавшую неловко стоять рядом.
— Что тебе надо?
Эвелин сунула ей бутылку.
— Здесь вода со льдом, — сказала она. — Я подумала, ты тоже не откажешься.
Пристыженная этим знаком внимания, Сьюзен прижала бутылку к груди. Ей немедленно стало холодно.
— Спасибо, — с трудом выговорила она.
— Давай посидим, — предложила Джил.
Сьюзен горестно покачала головой, но все-таки села и подтянула колени к груди. Джил и Эвелин устроились по бокам.
— Все в порядке, — сказала Джил. — Да, ты не знала. Ты пропустила признаки. Но сейчас Эми в тебе нуждается.
— Нет, не нуждается, — возразила Сьюзен. — Она видеть меня не хочет.
Эвелин явно встревожилась.
— Сомневаюсь, — покачала головой она. — Разумеется, ты нужна Эми. Разумеется, дочь хочет тебя видеть. Почему ты так говоришь?
— Наверное потому, что у меня есть некоторый опыт общения с подростками, — заметила Сьюзен.
Эвелин опустила глаза, и Сьюзен поняла, что обидела бездетную женщину, которой никогда не суждено столкнуться с подобными проблемами. Но Сьюзен было все равно. У нее хлынули слезы.
— Почему она мне не сказала?..
— Эми не знала, — ответила Джил.
— Она даже не сказала, что занималась сексом! Она думала, что я рассержусь? Скажу, что она слишком молода? Да, Эми слишком молода — но я бы ни за что не стала ее упрекать! Я бы отвела ее к врачу, Эми бы осмотрели, мы бы узнали про беременность, и нам не пришлось бы принимать роды на Колорадо!
Джил и Эвелин положили руки на плечи Сьюзен.
— Я плохая мать, — всхлипнула та.
— Чушь! — отрезала Эвелин.
— Это ужасно — я не знала, что моя дочь беременна, а теперь, когда у нее внезапно начались роды, думаю лишь о том, какая я плохая мать. О Господи!..
Эвелин на мгновение задумалась.
— То есть ты хочешь сказать, что ты плохая мать, не только потому, что подвела Эми, но и потому, что теперь ты думаешь исключительно о том, как именно это произошло?
Сьюзен зарыдала еще сильнее.
— Я всю жизнь только это и делала! Всегда думала только о себе. Неудивительно, что Эми замкнулась, — она знала, что ей придется сидеть и слушать, как это было у меня. Я, я, я!..
Эвелин и Джил задумались.
— Я изо всех сил пытаюсь установить с дочерью контакт, — сказала Сьюзен, — но ничего не получается.
— Может быть, так было до сих пор, — мягко заметила Джил. — Но нельзя просто устраниться, когда девочка больше всего нуждается в тебе. Сейчас ты должна быть сильной.
— Конечно! Я бы, например, установила правило, — объявила Эвелин, сжав кулак. — Я бы сказала:
