— Вот
— Бесполезно. Я уже пробовала. Весь день сидела на телефоне. С того самого момента, как рабочие нашли конверт. По картотеке задержанных она не проходит. Сведений о ее смерти у них нет. Дичь какая-то. Будто она бесследно исчезла с лица земли. Взяла и улетела. Передаю вам конверт со всем содержимым, а вы передайте мальчику. Ведь вы в курсе, где он?
— Разумеется. Но он уже не мальчик. Завтра ему исполняется восемнадцать. — Я смотрю на часы и убеждаюсь, что ему уже восемнадцать. — И он собирается поселиться у меня.
Леонард просто умрет, когда увидит все это. В хорошем смысле слова. Он всю жизнь расстраивался, что у него нет фамилии, нет фотографий Перл и нет никаких сведений об отце. Да, кстати…
Верчу в руках Леонардово свидетельство о рождении. В графе «отец» значится: «Мать отказалась сообщить».
Звучит странно. Написали бы уж как обычно — «неизвестен». Стандартная формулировка для таких случаев.
И тут перед глазами встает образ Перл. Она знала, кто отец, и просто не позволила регистратору вписать «неизвестен». Есть что-то постыдное в такой формулировке. Будто ты занималась сексом с такой массой мужчин, что и сама знать не знаешь, от кого залетела. Уж Перл-то поставила вопрос ребром перед персоналом роддома. Мол, я-то в курсе, кто отец. А вам и знать незачем.
По спине у меня пробегает дрожь. В этом вся Перл. Я вижу ее чуть ли не наяву. Она словно заглядывает мне через плечо.
— Вот это подарок на день рождения, — говорю я вслух. — Фамилия и фото Перл. Не один камень с души упадет, а целых два.
— Я так рада, что все это попадет к мальчику, — подхватывает миссис Моралес. — Мне всегда так его было жалко. Это ужасно — жить в полной неизвестности.
— Конверт — первое, что он увидит утром, — говорю я. — Как только проснется.
По дороге домой смотрю на часы. Перевалило за половину первого, но я не могу перебороть искушения. Еду к Леонарду. Разбужу его. Пусть я буду первым, кто поздравит его с днем рождения.
Но ведь у них еще целая куча детей, и Джейк встает в шесть утра. Нехорошо получится.
Катаюсь туда-сюда мимо их дома, — может, у кого-то горит свет? Нет, все погружено во мрак. Гараж закрыт. Грузовичок Джейка стоит у дома, как ему и полагается. Велосипеды лежат на боку у гаража. Они всегда лежат во дворе, и, насколько я знаю, еще ни один не украли. Словом, тишина и спокойствие.
Приеду с утра пораньше.
Вернувшись домой, открываю пиво и разглядываю бумажки из конверта.
Наверняка с Перл что-то случилось.
Обрадуется Леонард, что оказался прав? Ведь он столько лет твердил мне об этом. Или все-таки легче жить с мыслями, что с ней, может быть, ничего не случилось и она живет-поживает где-то далеко?
Радость моя несколько омрачается. Все сложнее, чем казалось. Ведь столько разных чувств разбередит в нем находка. Иначе и быть не может. Я сам попал в настоящий водоворот эмоций. А ведь Перл мне не мать.
А стоит ли вообще говорить Леонарду? Сразу гоню от себя эту мысль. Он уже взрослый. Он должен узнать правду. Кто я такой, чтобы скрывать ее?
Может, мы отправимся с ним по магазинам, он потратит эти двести долларов, и это будет ему подарок от Перл на восемнадцатилетие.
Ведь у нее было особое отношение к дням рождения мальчика. Граничащее с мистикой.
Я даже не ложусь. Мне все равно не заснуть.
Открывает мне Мона. К счастью, Мона — ранняя пташка.
— Хочешь поздравить его первым? Он еще не встал. Наверное, спит.
Иду к его комнате. Стучу. Никто не отвечает. Открываю дверь.
Комната пуста, кровать аккуратно застелена. Ни Леонарда, ни Глюка.
Мона варит на кухне овсянку. На первый взгляд тут хватит человек на двадцать.
— Наверное, в гараже. Все трудится над этой гадкой штуковиной. Разубеждать бесполезно.
— Загляну туда.
В гараже пусто. Никого и ничего.
Ни Леонарда, ни гигантского птеродактиля.
Только сноп солнечных лучей пробивается через окно в крыше. Почти такой же освещал Леонарда, когда я видел его в последний раз. Сегодня утром лучи никого не освещают. Только квадрат светлеет на бетонном полу.
Бог ты мой, как же он вытащил отсюда такую махину?
Последние несколько месяцев я утешался тем фактом, что дельтаплан практически невозможно извлечь из гаража. Он ведь неразборный. Неужели Леонард с крыльями за спиной сел на велосипед и улетел навстречу закату? Ведь помогать ему никто бы не стал. Его внезапное увлечение дельтапланеризмом не нравилось никому. Кроме самого Леонарда.
Я опускаюсь на бетонный пол, прислоняюсь к стене и поджимаю колени. В руках у меня конверт. Глаза у меня закрыты. Сам не знаю почему.
Все происходящее кажется каким-то потусторонним.
Был мальчик, и нету мальчика.
Взял и улетел.
ЛЕОНАРД, 7 лет
К чему надо привыкнуть
В тот день, когда меня забрали у Митча, мой восьмой день рождения был уже близко. Только нас не совсем разлучили, вот в чем была штука. И большие мальчики не плачут по такому поводу. Митч и так был расстроен дальше некуда.
— Лучше бы ты остался у меня, — повторил он раз тридцать.
А я ему отвечал, что я в курсе. Но он пропускал мои слова мимо ушей и все твердил одно и то же. Я ведь и сам хотел остаться с ним. И слова его были мне в радость. Хотя какая уж тут радость.
— Все будет хорошо, — бубнил я. — Мы будем часто видеться. — Вот уж ничего хорошего на самом деле. Но мне хотелось немного успокоить Митча.
Перед тем как забраться на заднее сиденье машины Джейка и Моны, я шепнул Митчу:
— Мне надо сказать тебе секрет.
И мы отошли в сторонку. Джейк и Мона остались у машины. Совершенно чужие мне люди. Но у них полноценный брак, все как полагается, и муж и жена на месте. И вот какие-то дяди и тети решили, что мне у них будет лучше. Вот так все и идет в этом мире.
Митч нагнулся ко мне.
— Что за секрет? — Казалось, он вот-вот заплачет.
— Вот когда до вечной любви просто рукой подать, — прошептал я ему на ухо.
Джейк и Мона показали мою комнату на третьем этаже. Шкаф, куда я могу вешать одежду. Половинка ванной, полностью в моем распоряжении. На данный момент. Приемных детей-то у них пока было всего трое, включая меня. Комод с зеркалом. Бейсбольная бита в углу. Я не играю в бейсбол. Я его терпеть не могу. Митч-то знал.
— Оставляем тебя одного. Располагайся, — сказали Джейк и Мона.
И ушли. А я взял биту и разбил все стекла до единого в окнах. И зеркало над раковиной в ванной