– А почему он попал в больницу? – оторопело спросил Василий.
– Как, почему?.. Я не ошиблась? Это Василий Петровский?
– Да.
– Вы же навещали его. В больнице… На Дмитрия напали, ударили по голове. Пробили череп. Ему операцию делали. Скажите, у вас есть машина?
– Есть.
– А вы могли бы помочь завтра перевезти его в санаторий? Я соседа попросила. Но у него машина барахлит.
– Могу, – сказал Василий, хотя у него не было никакого желания тащиться под Рузу.
Она принялась энергично объяснять, где и когда они с Василием должны встретиться завтра. На том разговор и окончился.
«Вот почему болела голова у того Астахова, – догадался Василий. – Здесь ударили, а там…»
– Кто звонил? – проявила любопытство Света.
– Жена моего приятеля. Он сейчас в больнице. Ударили по голове. Месяц назад.
– Астахов? – уточнила Света.
– Тебе про него известно? – Петровский был удивлен.
– Конечно. Ты мне про него рассказывал. Жаловался, что он замучил тебя вопросами.
– Он – хороший парень. Прямо-таки помешан на своей науке. Даже меня увлёк всякими космологическими теориями… Его жена просила помочь перевезти Дмитрия в санаторий. Я согласился.
– Ну и правильно… А ты права свои нашёл?
– Нашёл. – Ага! Получалось, что он сообразительнее своего двойника.
– Слава Богу. Ты их столько искал. Если завтра вернёшься не слишком поздно, поедем в Купавну. Я обещала, что мы появимся. У тебя хватит сил на две поездки?
– Хватит.
Василий обнял её, принялся целовать. Он вовсе не чувствовал себя виноватым перед ней за то, что без малого два месяца жил с другой женщиной. Он понял, что соскучился по ней. Той, которая оставалась в привычной для него вселенной. Ему захотелось проявить ласку.
– Может быть, пойдём в спальню? – прошептала она.
– Идём, – согласился он.
Перемещение состоялось. Одежды были сброшены. Покрывало – стянуто с кровати. Прохладная простыня приняла их. Он проявил завидное усердие. И остался весьма доволен откликом.
– Ты продолжаешь меня удивлять, – проговорила она позже.
– Это плохо?
– Нет… Я только не могу понять, чем это вызвано.
– Событиями в параллельных вселенных, – как само собой разумеющееся, поведал Василий.
Света хмыкнула с недоверием.
– Они существуют, эти вселенные?
– Да.
– Это сказал Астахов?
– Это я сам лично проверил, – вырвалось у него.
– Каким образом? – оживлённо прозвучал её голос.
– Ну… – Зря он сказал ей эти слова. И что теперь? Лучше всего было сменить тему. – Знаешь, если бы судьба России сложилась по-другому… допустим, в гражданской войне победили бы не красные, а белые, и обошлось бы без коммунистического режима, без репрессий, здесь жили бы совсем другие люди. Прежде всего, у них было бы уважение к себе. – Он глянул на Свету. – Как ты думаешь, почему в наших людях так мало самоуважения?
Пауза была совсем недолгой.
– Потому что здесь были и есть подданные, но никогда не было граждан. – Её голос звучал устало. – Потому что нельзя быть гражданами без внутренней свободы. А у подданных психология раба… Россия давно тяготеет к деспотизму.
– С татаро-монгольского нашествия?
– Раньше. Фактически, со времен Северо-Восточной Руси. С Андрея Боголюбского… Наша власть всегда существовала в отрыве от народа. Что при царях, что при коммунистах, что сейчас. И никогда не уважалась личность. Система жестко подавляла тех, кто выделялся. Какое уж тут самоуважение… – Помолчав, она предложила. – Давай спать.
– Давай, – согласился Петровский.
Но ему не спалось. Он думал о том, что Света права – причина в сохранении рабской психологии. Он думал о том, что бессмысленно говорить ей правду о двух последних месяцах – не поверит. Он думал о Наталье, живущей в другой вселенной – как она там с его двойником? Он пытался представить то, как его двойник воспринял важные для него новости? Он размышлял о ещё одной вселенной, где всё так хорошо складывалось, и для страны, и для народа. Вот бы где он хотел жить. Но он понимал: это невозможно. Его возвращение состоялось не для того, чтобы он вновь исчез. «Там лучше, а здесь привычнее, – с некоторой грустью подытожил он. – Своя вселенная ближе к телу…»
С тем он и заснул.
21
Великое нетерпение переполняло Астахова. Дмитрий вел расчёты. Пытался применить теорию струн для описания связи между вселенными. Один блокнот был уже исписан. Хорошо, что Ирина принесла несколько. Дмитрий напоминал путника, проделавшего немалый путь, стремящегося достичь определенного пункта, но не знающего, сколько ему ещё предстоит пройти до намеченной цели.
Бойкий сосед не мешал ему. Он давно признал за Дмитрием право на необычность. Это избавляло от излишних приставаний.
Расчёты были в самом разгаре, когда Дмитрия подняли с постели. Недовольно отложив блокнот, исписанный формулами, он вместе с нянечкой отправился в перевязочную. Он по-прежнему чувствовал слабость, не мог идти легко, свободно, как раньше, до истории с нападением. Резкие движения вызывали боль в голове, тягучую, злобную.
Ирина ждала его у входа в перевязочную. Поцеловала, сунула ему панаму цвета хаки. Покрутив её в руках и невесело хмыкнув, Дмитрий шагнул внутрь.
Доктор отсутствовал, но сестра находилась на месте. Астахов сел на белый скрипучий стул. Сестра и нянечка начали заниматься им. Привычная процедура казалась ему невероятно долгой. Наконец, бинты были сняты. Навсегда.
– Вы аккуратнее с головой. – Вежливая назидательность наполняла голос нянечки.
– Это панама? – спросила сестра. – Наденьте.
– Я на улице надену.
– Здесь наденьте.
Дмитрий послушался, аккуратно увенчал голову полотняным изделием. Поднялся.
– Вот вам история болезни. Переодевайтесь там, внизу, и на выход. – Сестра смотрела на него равнодушными голубоватыми глазами. – Теперь вам в санаторий. Там всё, что надо, сделают.
Дмитрий принялся благодарить их, пятясь при этом к двери. Потом в сопровождении Ирины он пошёл забрать свои вещи и попрощаться. Дверь в последний раз пропустила его в убогое пространство палаты, заставленное кроватями. Наполнив пакет тем немногим, что скрашивало его здешний быт, Астахов повернулся к соседу, бледному, невесёлому, протянул бумажку с номером телефона.
– Звони. И выздоравливай.
– Счастливо тебе.
Рукопожатие было долгим. Константин с неохотой отпустил его руку.
– Держись. – Дмитрий подмигнул парню – выше нос. После этого он обратился к остальным. – Ухожу. В санаторий меня переводят. Да я говорил… – Он чувствовал некоторую неловкость от того, что покидает больничные стены, а остальные – нет. – Больше не буду шуметь. Простите, если что не так. Желаю всем побыстрее выздороветь. Всего доброго.
