предателей.
– А все же оружия им давать не следует, – упорствовал один товарищ, – пусть добудут в бою, кровью искупят свою вину.
– Это совершенно неправильно, – возразил Дмитрий Николаевич. – Для большинства из них плен тяжелое несчастье. А вину, кто виноват, нужно искупать не своей, а вражеской кровью, для этого нужно оружие, а не голые руки.
И, закончив обсуждение, приказал:
– Всех новеньких тщательно проверить, с каждым поговорить отдельно, выдать оружие и разбить по взводам. Передать бойцам, чтобы к новичкам относились внимательно, по- товарищески.
Следует сказать, что за два года в отряд влились сотни бежавших из плена бойцов и командиров. Все они стали прекрасными партизанами, некоторые разведчиками. Лучшие из них в отряде вступили в партию, за храбрость в боях были награждены орденами и медалями. Жизнь показала, что линия на доверие по отношению к этим людям, хлебнувшим много горя, была единственно правильной.
…В конце августа отряд уже почти приблизился к месту своих будущих действий – Ровно. Здесь 25 августа была принята еще одна группа парашютистов из Москвы. К отряду присоединились Иван Яковлевич Соколов, Николай Тарасович Приходько, Михаил Макарович Шевчук, Николай Акимович Гнидюк и другие товарищи. Приземлился этой ночью в глубоком вражеском тылу и Николай Васильевич Грачев.
ГЛАВА 5
В отряде Кузнецов освоился быстро. С несколькими парашютистами он познакомился еще в Москве, перед вылетом, с другими легко и естественно сошелся на месте. Обстановка товарищеской заботы и взаимопомощи, уже сложившаяся в отряде, тому не могла не способствовать.
Он сдал в штаб на хранение мешок с немецким обмундированием, пакет с документами и стал партизаном Грачевым, в первое время ничем не выделявшимся среди других бойцов, особенно после того, как тоже принял боевое крещение в нескольких стычках.
Его интересовало, что представляют собой люди, с которыми ему предстояло бок о бок жить и воевать многие месяцы. Несколько из них привлекли особое внимание Кузнецова, поскольку ему сообщили в штабе, что они тоже будут работать в Ровно и в той или иной степени поддерживать с ним связь. Правда, никто из них пока не знал, что их товарищ по специальной группе Грачева будет действовать в городе в обличье гитлеровского офицера.
Изучая своих товарищей, Николай Иванович старался отбросить такие привычные и обычные для мирного времени категории, как «приятный человек» и «хороший парень». Здесь, во вражеском тылу, эти определения, не теряя, разумеется, своего общечеловеческого значения, должны были все же отойти на задний план. На первое место выдвигались другие, гораздо более жесткие требования: выдержка, мужество, стойкость, чувство товарищества, гибкость ума, способность мгновенно ориентироваться в любой обстановке, умение переносить трудности.
Самым старшим по возрасту среди них был Михаил Макарович Шевчук. Старый член Коммунистической партии Западной Белоруссии. Невысокий, несколько флегматичный, немногословный, вида сугубо цивильного. За плечами этого человека был огромный опыт подпольной работы и восьми лет тюрьмы в панской Польше.
Впоследствии он жил в Ровно под именем Болеслава Янкевича. Ходил Шевчук в старомодном темном костюме, носил котелок и очки, в руке непременный букетик цветов по сезону, как это было в моде у немецких офицеров. Официально пан Янкевич занимался в Ровно коммерцией, вечно толкался в комиссионных магазинах и вообще местах, где собирались спекулянты. Но вся округа, вплоть до уголовной полиции – крипо – была убеждена, что на самом деле пан Болек связан с гестапо. Случалось даже, что предатели приносили Шевчуку доносы на советских патриотов.
Те же годы подполья сделали из Шевчука превосходного конспиратора, выработали у него исключительную наблюдательность. В лице Шевчука отряд приобрел очень ценного разведчика, его информация всегда отличалась большой значимостью и высокой точностью.
Репутация пана Болека как гестаповца была столь прочной, что в первое время после войны на него не раз поступали заявления переживших оккупацию советских граждан, искренне возмущенных тем, что бывший фашист разгуливает на свободе.
Совсем иным по характеру был Николай Акимович Гнидюк. Уроженец Западной Украины, по мирной профессии – помощник железнодорожного машиниста. Невысокий, но крепкий, подвижный красивый черноволосый парень, улыбчивый, веселый, так и брызжущий энергией, он очень скоро заслужил прозвище «Коля – гарны очи».
Несмотря на молодость и кажущееся легкомыслие, Гнидюк тоже имел определенный жизненный опыт. Он рано вошел в революционное движение, за что был приговорен к двум годам тюрьмы. Из заключения его освободил приход советских войск в 1939 году.
В Ровно Гнидюк имел несколько прикрытий, но основным был изготовленный в отряде аусвайс (паспорт) на имя уроженца города Костополя Яна Багинского, пекаря военной пекарни, проживающего по Мыловарной улице, 19. Ян Багинский быстро завоевал в оккупированном городе славу предприимчивого и удачливого спекулянта, не боящегося коммерческого риска и ворочающего большими деньгами. На самом деле коммерция не приносила ему ничего, кроме убытков. От полного банкротства спекулянта Багинского спасало лишь то, что советский разведчик Гнидюк регулярно получал от командования солидные денежные «дотации» в оккупационных и имперских (если требовалось) марках.
Как разведчик, Гнидюк был смел, находчив, дерзок и, что немаловажно, везуч. Одинаково хорошо работал и в группе, и в одиночку. А жизнерадостность, веселый нрав Николая не раз поддерживали товарищей в трудные минуты.
По человеческим и деловым качествам Шевчука и Гнидюка удивительно удачно дополнял самый молодой из разведчиков – Николай Приходько. Еще перед вылетом на аэродроме
