Хайнц, помедлив, вскочил:
— Допустим, вы правы. Тогда что делать? Дезертировать?.. Запереться в своем городке с добрыми женщинами и ждать весны?.. А все погибшие ребята за что сражались?..
— Успокойся, — вмешался Клаус. — У нас серьезные неприятности с авиацией. Русские начали контрнаступление под Сталинградом. Мне неизвестны все подробности, но в Генштабе, похоже, считают, что обстановка серьезная. Надо послушать Москву, чтобы узнать больше.
Манфред не успокоился:
— Я надеялся благодаря вам всем забыть хотя бы на мгновение убийства в Гомеле. В конце концов, вы, возможно, правы. В политической или идеологической войне цель в конечном счете оправдывает средства. Но сейчас, в этой войне, с кем мы ее ведем? С коммунизмом? Не уверен… Или, может быть, мы были не правы, и русский народ весь состоит из коммунистов и доволен своей жизнью, и надо было принять серьезные меры предосторожности. Даже если мы выиграем эту войну, я задаюсь вопросом, что мы будем делать с победой…
— Видишь ли, — сказал Гюнтер, — думаю, если бы можно было воевать так, как мы воюем — коммандос против банды Яковлева — и без того, чтобы страдало мирное население, то я считаю, что это было бы разумно.
Хайнц улыбнулся:
— Ты смелый парень, Гюнтер. Но если война не будет вестись так, как мы ее ведем, то сомневаюсь, что она продлится долго. Мы в конечном счете станем слишком похожими на других в силу того, что столкнемся с теми же проблемами, реакциями, усталостью… К сожалению, мы не одиноки, и нас теперь ничто не может остановить: надо идти до конца.
Потом, повернувшись к Клаусу, Хайнц спросил:
— Ты что решил?
— У нас небольшой выбор. Без сомнения, нам не удастся в этот раз выбить партизан с их позиций, потому что мы малочисленны. Думаю, нам следует беспрерывно патрулировать в этом месте, делать то, что советовал Манфред: захватывать все то, что может послужить на пользу партизанам. И охотиться…
— Ребята, любите в эту ночь крепче, мы вступаем в период воздержания!
Весь следующий день был занят подготовкой снаряжения и лошадей. Теперь коммандос должны были перемещаться быстро, предпочтительно по ночам, появляться в деревнях в два-три часа ночи.
Они разделились на две группы, которые охотились самостоятельно, но в одних и тех же направлениях, собираясь в условленных местах через определенные промежутки времени. Клаус и Манфред выступили одновременно, Хайнц вел за собой взвод унтера Байера. Братья Ленгсфельд находились иногда в одной группе, иногда в другой. Однако чудак, игравший на флейте, проявил в конце концов недюжинные способности в работе с взрывчаткой. Рейд планировался на восемь — десять дней. Гюнтер остался в Алешенке вместе с Людвигом и постоянной группой наблюдения.
Два первых дня прошли без приключений. Коммандос наведались примерно в двадцать деревень. Крестьяне, разбуженные глубокой ночью, собирались на холодных улицах, в то время как егеря обыскивали дома, закалывали свиней и овец, жгли зерно и муку, оставляя жителям на пропитание минимум продовольствия. Большое число крестьян получили сильное расстройство желудка, потому что предпочли съесть много быстропортящегося мяса уничтоженного немцами скота. (Что произошло с этими жителями суровой зимой при оставшемся, как выразился автор, «минимуме продовольствия», можно догадываться — очевидно, до теплых дней многие, особенно дети и старики, не дожили. —
На третий день — или, точнее, на третью ночь — в месте, определенном как пункт сбора, разведчики заметили, как из одной деревни выехали запряженные телеги. Коммандос открыли огонь, но безуспешно. Рядом был лес, и, когда его достигли, следов беглецов обнаружено не было. Клаус решил сделать в этом месте привал. Ранним утром егеря обнаружили узенькую, хорошо замаскированную дорогу, где виднелись следы колес и отпечатки конских копыт.
Вместо того чтобы последовать по этой дороге, Хайнц предложил идти вдоль нее на безопасном расстоянии. И правильно сделал, потому что дорога была заминирована. Минные растяжки заметил Вольфганг.
Дорога углублялась в лес на несколько километров и уводила в болото, где ее следы терялись. Две брошенные телеги указывали на то, что ими пользовались партизаны. На одной из них виднелись большие пятна крови.
Егеря осторожно расположились у болота. Грязная ледяная вода вызывала отвращение, и Клаус сморщился при мысли о том, что в ней придется барахтаться.
Карл Вернер срезал ветку, чтобы замерить глубину болота. Он с удивлением обнаружил, что глубина велика. Или партизаны пользовались лодками, или были чемпионами по плаванию, притом высококлассными.
Большой Мартин — остерегавшийся идей Клауса — предложил соорудить плот. По крайней мере, не придется шлепать по этой мерзкой грязи. К большому облегчению всех егерей, Клаус согласился, и в течение часа было построено два весьма примитивных плота. Десять человек, по пять на каждом плоту, отчалили без всякого энтузиазма. Их первая остановка была на своеобразном островке. Карл Вернер, который остановил один из плотов и одновременно несколько раз промерил глубину, нащупал веслом твердую землю. Это выглядело довольно странно. Объяснение нашлось после высадки на островок, где вновь появились следы от колес и копыт лошадей. Должно быть, сюда вела своеобразная дорога из бревен, уложенных вровень с поверхностью воды. Она обеспечивала легкий проход. Партизаны ее разрушили, когда заметили преследование. С другой же стороны острова подобное сооружение должно было существовать. Клаус, войдя в курс дела, приказал заложить мины на острове (братья Ленгсфельд заглянули в свои записи в маленьком блокноте, чтобы найти наиболее подходящие способы минирования) и поставить минные растяжки на плотах.
Потом егеря отдыхали, ожидая в ночи то, что могло произойти на другой стороне болота. Хайнц записал в своем блокноте, что было бы неплохо добавить к снаряжению коммандос надувные лодки, если они будут не слишком много весить. Но затем покачал головой: сейчас это не нужно — вскоре лед позволит пересечь болото без проблем.
В следующую ночь они преследовали две подводы. Люди, которые управляли лошадьми, были убиты. Егеря обнаружили муку, картошку и пачку листовок, одну из которых Клаус перевел:
«Советские люди!
В специальном коммюнике от 22 ноября из Москвы говорится, что несколькими днями раньше наши доблестные войска начали наступление на Сталинградском фронте. Калач-на-Дону снова стал советским. Две немецкие линии снабжения перерезаны в Советском и Абганерове. Фашисты понесли огромные потери: 14 000 убито и 17 000 взято в плен.
Запомните, товарищи, этот день!
Вспомните также слова товарища Сталина, сказанные в выступлении 7 ноября, о том, что скоро и на нашей улице будет праздник.
Да здравствует наша Советская Родина!
Да здравствует Сталин!
Да здравствуют доблестные защитники Сталинграда!»
Закончив чтение, Клаус сжег листовки, но несколько из них сунул в карман.
Если и были следы на другой стороне болота, то их стерла плохая погода. Коммандос, не располагая новой информацией, пустились в обратный путь, останавливаясь во всех деревнях, которые встречались на пути.
Манфред заметил оживленный вид крестьян, которые, казалось, насмешливо глядели на егерей. Все было чертовски хорошо организовано.
По прибытии в Алешенку коммандос с удивлением наблюдали необычное возбуждение. Навстречу Клаусу выбежал Людвиг:
— Пропал врач, господин капитан. Видимо, его похитили партизаны. Также убиты три хорошенькие
