Теперь ей приходилось думать и о будущем ребенке. О детях, поправила она себя и едва не застонала. Появление близнецов особого удивления не вызвало: среди братьев и сестер их было несколько пар, так что предрасположенность, очевидно, передалась от отца. Но вот к материнству она была совсем не готова — а особенно к материнству одинокому.
Она раз и навсегда потеряет свое доброе имя, и Вейл наконец-то сможет с полным основанием сказать, что ее репутация безвозвратно испорчена. Остаток дней пройдет в печальном положении падшей дочери герцога: в полном уединении и столь же полной зависимости от отцовской жалости и щедрости. О том, какие унижения и страдания ожидают внебрачных детей, не хотелось даже думать. Благородный и великодушный герцог, конечно, признает малышей своими внуками, но аристократическое родство не спасет от презрения и недобрых пересудов, которые будут сопровождать близнецов всю жизнь.
Но так произойдет лишь в том случае, если отец не убьет сэра Уэрлока и не закончит свои дни на виселице. Ужасная, невозможная, мучительная мысль! Гнев герцога трудно даже представить, и обрушится он целиком на голову Аргуса, а ей достанутся лишь страдания да горькие сожаления. Обиженная душа мечтала о возмездии, но сердце не желало зла любимому, пусть и вероломному, человеку. И уж тем более страшно было думать о смертельном противостоянии двух самых дорогих на свете мужчин.
Нежная песня малиновки отвлекла ее от мрачных мыслей, и Лорелей отыскала взглядом маленькую птичку с яркой грудкой. Да, птицам хорошо: они из-за неразделенной любви не страдают. Находят весной пару и выводят птенцов, не заботясь о верности избранника. Каждый год новая семья — восхитительная простота! Вот если бы и люди могли вести себя так же! Нет, людям мешает сердце: постоянно встает на пути безмятежной легкости нравов и заставляет мучиться. К тому же люди создали законы, правила и моральные устои, а теперь делают вид, что придерживаются строгих рамок. А счастливым птичкам незачем беспокоиться о том, что отец погубит себя, если честь заставит вызвать на дуэль обидчика дочери:
— Ответь, милая малиновка, может быть, мне лучше самой зарядить папин пистолет и собственными руками застрелить подлого, лживого негодяя?
Аргус нахмурился. Не иначе как Лорелей обсуждала планы его убийства… но с кем? Вот с этой крошечной птичкой? Сцена плохо гармонировала с предстоящим разговором о свадьбе. Герцог, как всегда, не ошибся: чтобы восстановить мир и спокойствие, придется приложить немало усилий.
— Не иначе как любящая дочь решила освободить отца от тяжкой обязанности. — С этими словами сэр Уэрлок ловко проскользнул в убежище. — Но может быть, для начала позволишь подлому, лживому негодяю замолвить словечко в свое оправдание?
Лорелей посмотрела на неожиданно появившегося беглеца и с трудом сдержалась, чтобы немедленно его не ударить. Несколько раз и как можно сильнее. Сердце запело от радости, однако разум призывал к сдержанности. Пока Аргус оставался в Санданморе, она вела на него неустанную охоту, хотя и скрытую (во всяком случае, хотелось верить, что так оно и было). Но несмотря на нетерпение, упасть в его объятия после долгого молчаливого отсутствия и, не дожидаясь извинений и объяснений, открыто выразить радость не позволяла уязвленная гордость.
— Вернулся, чтобы забрать родных?
Лорелей села.
Не дожидаясь приглашения, Аргус тоже опустился на траву.
— Честно говоря, даже не знал, что они все еще здесь.
— Да, они у нас, правда, не все. Яго и Леопольд давно уехали, но Олимпия, Септимус, Делмар и мальчики продолжают жить в садовом доме. Бенед оставался до вчерашнего вечера и старательно ухаживал за вдовой Моррис. Но интерес, кажется, иссяк.
— Бенед? Хм, никогда не считал парня дамским угодником.
— Это, должно быть, в крови.
Теперь уже захотелось ударить саму себя. Язвительная фраза сочилась неприкрытой ревностью. В глазах Аргуса вспыхнула озорная искра, однако он сумел сдержать улыбку. Чтобы не покраснеть от смущения, Лорелей старательно удерживала в душе обиду и гнев.
— Возможно, ты и права. Но все Уэрлоки и Воны решительно отказываются от похождений, как только судьба сводит их с единственной и незаменимой.
Аргус остался доволен собственным красноречием. Еще бы! Ему удалось так изящно намекнуть на собственные планы! Но возлюбленная почему-то продолжала дуться и смотрела настороженно, как испуганный зверек. Аргус осторожно сжал ее мягкую теплую ладонь. До чего же хотелось обнять Лорелей, прижать к груди, покрыть поцелуями ее чудесное лицо! Но она сидела, нахохлившись, словно испуганный воробей, хотя руку и не вырывала.
— Я же говорил, что должен заняться делами, — попытался оправдаться сэр Уэрлок.
— Но только не счел нужным пояснить, что это за дела, и уехал, не сказав на прощание ни слова.
— Во-первых, надо было встретиться с тем членом правительства, чьи поручения постоянно выполнял в последние годы, и положить конец истории с Корником. Затем пришлось найти ответы на некоторые важные вопросы и добиться ареста еще нескольких преступников. Ну и, наконец, настало время привести в порядок собственные дела.
— Собственные дела, — тихо повторила Лорелей.
Понятно. Каждый мужчина должен зарабатывать деньги, даже если для этого необходимо лишь следить за своевременным поступлением арендной платы и время от времени интересоваться, хорош ли в этом году урожай.
— Да-да, собственные дела, — серьезно подтвердил Аргус. — Я встретился с поверенными, решил немало финансовых проблем, проверил, как идет строительство в Лондоне, и даже приобрел дом в деревне. Купил тот самый старинный особняк, где провел пару приятных недель в гостях у Корника.
— Но зачем? Зачем тебе понадобилась эта ужасная, мрачная, полная страшных воспоминаний тюрьма?
— Сам дом ни в чем не виноват, он мне зла не принес. Источником несчастья был Корник. Так за что же обижаться на крепкое, добротное, удобное строение, окруженное плодородными землями? Владелец, брат нашего общего мучителя, с радостью сбыл поместье с рук. Можно было бы сыграть на его заблуждениях (он почему-то считал наследство бесполезной обузой), но я испытал искреннюю жалость, ведь иметь брата-преступника, навеки заклеймившего позором всю семью, — огромное несчастье. Мы немного поторговались и сошлись на цене, которая вполне устроила обоих. Вот уже две недели в доме идет ремонт, и скоро там можно будет с комфортом жить.
Лорелей растерялась. Неужели Аргус собирается обосноваться рядом, так близко? Значит, предстоит стерпеть новое унижение? Нет, это было бы слишком жестоко. В сердце проснулась надежда, пусть пока и слабая: в рассказах об успехах до сих пор не прозвучало ни слова о будущем. Для чего же все эти сложные операции с домами, землями и финансами?
— Что ж, значит, будем соседями.
Мисс Сандан равнодушно пожала плечами.
— Поверь, я старался не просто так, а с определенной, очень важной для меня целью. Хотел доказать герцогу, что способен обеспечить тебе ту жизнь, которой ты заслуживаешь и к которой привыкла с детства. Пусть я и не столь знатен, как твой отец, это обстоятельство не помешает любить, заботиться и дарить тебе радость.
— Аргус, я не смогу и впредь быть твоей любовницей.
Сэр Уэрлок прижал палец к губам и заставил ее замолчать. Выглядел он расстроенным и в то же время раздраженным, словно воспринял предупреждение, как прямое, открытое оскорбление, однако ничего не сказал.
— Я никогда не позволил бы тебе жить в Тадем-Хаусе в качестве любовницы. Никогда не унизил бы перед многочисленными родственниками, хотя, не спорю, мое поведение дает основание так думать. Да, я совершил много ошибок, но все же надеюсь, что ты не откажешься стать моей женой.
Почему же эти восхитительные слова не прозвучали раньше? Радость заполнила душу Лорелей, а сердце забилось гулко и стремительно, с такой силой, что едва не выскочило из груди. Однако даже сейчас ей чего-то не хватало. Где признание в любви? Где заверения в нежности и страсти? Любимый говорил об
