Кейт поджала губы и кивнула.
— Ты была рождена, чтобы быть со мной. А я — чтобы быть с тобой.
Она, не поднимая головы, посмотрела на него из-под ресниц:
— Ты правда в это веришь?
— Верю. — Он сказал это спокойно, но с достаточным нажимом, чтобы слово пробилось сквозь пелену ее неуверенности в себе.
Она несколько секунд молчала, обдумывая его заявление. Он верил в то, что говорил. Верил в нее. И как, зная это, она сама может не верить в себя?
— Я тебе кое-что принес. — Он разжал пальцы. На ладони его лежала золотая цепочка с гроздью красных камней.
— Что?..
— Надеюсь, ты примешь это в качестве свадебного подарка. — Он поднял цепочку за один конец, и рубины вытянулись в линию. — Это рубины моей матери.
— Колье очень красивое, но, Гаррет, почему ты не отдал его Софи? — Странно. Ведь, как его первая жена, Софи должна была унаследовать фамильные драгоценности.
Он нахмурился, потом пожал плечами:
— Никогда об этом не задумывался. Она вряд ли знала даже об их существовании. Возможно, в глубине души я всегда знал, что они должны принадлежать тебе. Ты их примешь?
— Я? Ну конечно.
Кейт смирно стояла, пока Гаррет застегивал колье у нее на шее. Его загрубевшие пальцы приятно касались нежной кожи.
Кейт коснулась гладких граней рубинов, лежавших у нее под ключицей.
— Спасибо.
— Ты готова? — спросил он.
Кейт закрыла глаза, потом открыла и криво усмехнулась:
— Насколько это вообще возможно.
От волнения мурашки бегали по коже, и она едва удерживалась, чтобы не чесать руки.
— Расслабься. Это всего лишь Софи и Тристан. Они друзья.
— М-м… Да.
Друзья. Кейт никак не могла взять в толк, почему он так легко об этом говорит. Однако в его тоне и позе чувствовалось некое напряжение. Неужели он так же встревожен, как и она? И пытается это скрыть?
Он подошел ближе и взял ее за руку.
— У тебя такой вид, словно ты готова провалиться под землю. Если хочешь, я скажу им, чтобы они уехали, и они побудут у родителей Софи, пока ты не будешь готова.
— Нет, — она улыбнулась ему, — я должна выстоять. Я должна проявить смелость.
— Ты самая смелая женщина, которую я знаю.
— Это только начало, да?
Он мрачно кивнул:
— И мы пройдем через все это вместе.
Она расправила плечи, взяла его под руку, и они вместе прошли по длинному коридору в другой конец дома. У дверей гостиной Гаррет остановился. Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть в глаза.
— Помни, как сильно я тебя люблю. — Он коснулся ее губ легким поцелуем. Они на мгновение прильнули друг к другу, а потом он взял ее за руку и открыл дверь.
Им навстречу тут же поднялся мужчина в ладно скроенном фраке. Он подал руку женщине, которая сидела рядом на малиновой кушетке. Кейт и Гаррет вошли в комнату. Кейт бросился в глаза яркий контраст белоснежных галстука и жилета и черного фрака и брюк. Она тут же его узнала, потому что уже встречала его. Однажды. Тристан, лорд Уэстклиф, весной приезжал в Дебюсси-Мэнор и задавал вопросы об Уилли. Именно от него они с матерью узнали, что он не погиб при Ватерлоо, а счастливо проживает в Лондоне.
Женщина встала. На ней было подкупавшее своей простотой платье из белого шелка или, возможно, атласа. Сходство с Мирандой проявлялось во всем: в форме лица, цвете волос, очертаниях фигуры. До сих пор Миранда казалась Кейт точной копией отца, однако сейчас она поняла, что дочь унаследовала черты обоих родителей.
Нежданные слезы выступили на глазах у Кейт, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы совладать с собой. Когда она справилась с этой задачей, Тристан поклонился:
— Гаррет. Ваша светлость.
Софи тоже поздоровалась, и Кейт запоздало поняла, что обращение «ваша светлость» предназначалось не Гаррету, а ей.
Она сделала реверанс и, запинаясь, пробормотала приветствие. Однако она не была уверена, что обратилась к ним как подобает — слова стерлись из памяти, едва слетев с губ. Она поежилась и закрыла глаза.
— Простите меня. Наверное, я никогда не привыкну к обращению «ваша светлость». Прошу вас, зовите меня Кейт.
Софи улыбнулась, и Кейт окатила волна облегчения, потому что улыбка Софи нисколько не походила на те ужасные, фальшивые гримасы, которые она привыкла видеть на лицах благородных дам, в минувшие дни приезжавших на балы в Дебюсси-Мэнор.
— Я тоже надеюсь, что вы будете звать меня Софи, — тихо сказала она.
Кейт удивленно моргнула: неужели Софи, прекрасная Софи, само совершенство, чувствует себя так же неловко, как и она сама?
Кейт вдруг стало легко-легко.
Гаррет, стоявший рядом с ней, нежно сжал ее руку. Он набрал в грудь побольше воздуха.
— Мы рады видеть вас обоих. Не желаете ли что-нибудь выпить?
Софи перевела взгляд на Гаррета. Тристан негромко рассмеялся:
— Вижу, твои манеры за последние несколько месяцев стали гораздо лучше.
— Нет. — Гаррет нахмурился, потом пожал плечами: — Скорее, я просто не знаю, что еще сказать.
— А, понимаю. — Тристан прокашлялся. — Мне ничего не нужно, спасибо.
Они все смущались, все чувствовали себя не в своей тарелке. Эти неотразимые джентльмены и эта прекрасная леди — такие же люди, как и она сама. И ничто человеческое им не чуждо.
Значит, она справится.
Кейт посмотрела на Софи: та стояла с пылающим лицом и не смотрела ни на кого конкретно.
— А вы видели, что Гаррет сделал с домиком на дереве? — спросила Кейт. Ее голос нарушил неловкое молчание.
Тристан, Гаррет и Софи посмотрели на нее. Между бровей Софи появилась тоненькая складочка.
— С домиком на дереве?
Кейт энергично кивнула:
— Да-да. На одном из дубов за садом есть маленький домик. Гаррет говорил, в детстве вы все вместе там играли. Он был в плачевном состоянии, но Гаррет с Мирандой и моим братом Реджинальдом починили его. По-моему, он готов: нас с леди Ребеккой звали наводить лоск.
Глаза Софи стали чуть темнее.
— Ах! — Она посмотрела на мужа. — Тристан, ты помнишь его?
— Смутно. Помню, что мне жутко не нравилось там сидеть.
— Ну конечно, — фыркнула Софи. Глаза ее сияли, как полированная бронза. — Ты, помнится, заставлял нас с Гарретом завешивать простынями окна и двери и брал с нас честное слово, что мы не будем высовываться, пока ты не спрячешь клад.
— Клад! — воскликнула Кейт и ободряюще сжала ладонь мужа, который все еще стоял, напряжённый, как чересчур рьяный телохранитель. — А что за клад, лорд Уэстклиф?
