полностью поглощена разговором с Манки, бесстыдно лапавшим ее за всевозможные места. Манчини лез из кожи вон, стараясь произвести впечатление шикарного кавалера: покупал шампанское всем девчонкам без исключения и ящиками слал пиво столику музыкантов. В какой-то момент он даже сподобился послать пинту мне. Я тут же разбил бокал вдребезги, перепрыгнул через два столика и всадил зазубренный осколок прямо ему в сердце.
Разумеется, ничего такого я не сделал. Я просто улыбнулся и сказал:
– Твое здоровье.
В конце концов подошла Пиппа и спросила, что у меня с лицом. Я тут же сорвался в туалет: посмотреться в зеркало. Оказалось, мой автозагар «Мистер Бронзер» вступил в реакцию с лосьоном «Блю Стратос» и под светом ресторанных ламп превратил мое лицо в нечто жутко полосатое. Я попытался смыть все это водой, но сделал только хуже. В общем, оставшуюся часть вечера я выглядел как гребаная зебра.
Винс был в стельку пьян и шатался от столика к столику. То и дело он подходил ко мне и лез обниматься.
– Моя плаштинка – Номер Один в Албании, – с трудом шепелявил он. – Уже нешколъко недель.
Я постарался убрать из ответа нотки снисходительности:
– Я знаю, Винс. Ты мне уже говорил.
Внезапно его настроение переменилось, и он сразу стал каким-то злым.
– Я шовшем один, Шаймон, я был трижды женат, но у меня никогда не было детей. Мне шештьдешят вошемь, а я шовшем один. Я думал, в моей жижни ешть кое-кто ошобенный, но я ошибшя.
К этому моменту он уже практически орал.
– Она шнова меня кинула!
– У тебя всегда буду я, Винс.
Я постарался придать фразе оттенок шутки: мол, мы с тобой пара старых добрых корешей-выпивох.
– Шпашибо, Шаймон. – Он вдруг стал очень тихим. – Гошподи, как же я люблю тебя, парень! Ты мой шамый лучший друг, шамый лучший.
Было похоже, что он и в самом деле имеет в виду то, что говорит.
– Ты тоже мой самый лучший друг, Винс.
Я имел в виду совсем не то, что сказал.
– Можно, я дам тебе один шовет, Шаймон?
– Конечно, можно, Винс.
– Жаведи детей.
Теперь он шамкал по-настоящему.
– О чем ты, Винс?
– Жаведи детей. Шоу-бижнеш не пожаботишса о тебе в штарошти, а жрителям на шамом деле вообще вшё до лампочки. Они только говорят, што любят тебя, но это не так. Твоя плаштинка может быть Номером Один в Албании, но вшем наплевать.
Он стал тыкать меня в грудь пальцем, акцентируя каждое слово.
– Твоя. Карьера. Не. Жнащит. Ровным. Щётом. Нищего. Единштвенное, што имеет жнащение, – это дети. – Ему явно становилось все труднее сдерживать слезы. – Заведи детей. Все остальное – мелочи и бессмыслица.
– Ты прав, Винс.
Сказав это, я извинился и направился в туалет: проверить мой искусственный загар.
Когда я вернулся, все оживленно спорили по поводу счета:
– …Почему бы просто не разбить на всех поровну?
– …Эй, слышьте, не ел я никаких попадомов и платить за них не собираюсь.
– …Танцовщицы вообще ничего не ели, так что мы не должны платить столько же, сколько и все остальные…
Затем настала очередь фразы, которую непременно услышишь после любого ужина на двадцать пять человек и более:
– Кто не заплатил? Кто-то один не заплатил!
Никогда, слышите, никогда не соглашайтесь на роль ответственного за сбор денег после ужина в большой компании. Миссия более чем неблагодарная, и люди просто станут думать, будто вам нравится командовать. После сорока пяти минут препирательств каждый поклялся, что внес свою долю, но нам все равно не хватало тридцати одного фунта и семнадцати пенсов. Уже заплативший за себя и всех танцовщиц Манки-Манчини швырнул в общую кучу тридцатку со словами:
– Это с меня. Надеюсь, Питерс все-таки добавит оставшийся фунт и семнадцать пенсов.
Я сгреб деньги в кулак и одним быстрым, резким движением заткнул ими самодовольную пасть Манки.
Я знаю, вы все ждете, что я сейчас скажу: «разумеется, ничего такого я не сделал». Так вот, как раз-таки сделал. Я сгреб деньги в кулак и попытался запихнуть их ему в рот – и, кстати, запихнул бы, если бы не Трахун с Ссыкуном, которые принялись меня оттаскивать.
– Успокойтесь, парни, – увещевал Пердун, вцепившийся мне в ногу. – Мы все тут немного выпили.
Даже Мими внесла свою лепту старой доброй классикой:
– Оставь его, Саймон, он того не стоит.
Мы разошлись по своим столикам, решив выпить «на посошок». В течение следующих десяти минут Мими как-то умудрилась передислоцироваться на стул рядом со мной. Она принялась рассказывать, как я понравился ей с самого первого дня репетиций и как я не похож на всех остальных мужчин. Не успел я опомниться, как она уже перебралась ко мне на колени и нашептывала в ухо разные сальности. Возможно, воспоминания мои несколько избирательны, но начиная с этого момента все словно в тумане. Помню, как хозяева ресторана ставят какую-то музыку, а Мими, продолжая сидеть у меня на коленях, исполняет страстный эротический танец. Потом – вспышки фотоаппарата. Смутные очертания Манки-Манчини, тыкающего в меня пальцем, и заливистый смех Пиппы. Не смеялся лишь один Винс: он просто стоял и смотрел на нас отсутствующим взглядом.
Прикончив напитки, остальная часть труппы решила перебазироваться в «Клуб», в самый центр Гримсби. Мими сжала мою руку и прошептала, что не очень-то хочет тусоваться дальше.
– И чем же ты хочешь заняться? – спросил Я таким тоном, который запросто можно было неверно истолковать как заигрывающий.
– Я хочу затащить тебя к себе в номер и покрыть взбитыми сливками с ног до головы.
Разумеется, знай я тогда, что утром она превратится в Эдвину Карри, я посчитал бы ее идею предосудительной, но должен сказать: на тот момент – после четырех бутылок «Молока любимой женщины», трех джинов с тоником, двух пинт лагера, порции бренди и сигары – идея Мими показалась мне весьма привлекательной. И вот мы отправляемся к ней в «Трэвел Лодж», где она, верная своему слову, с ног до головы покрывает меня взбитыми сливками.
К сожалению, дальнейшие воспоминания практически отсутствуют. Единственное, что я помню: в какой-то момент она вдруг начала мычатъ…
Должно быть, я снова отключился, поскольку, когда проснулся, Мими уже заваривала чай, воспользовавшись бесплатными пакетиками и молоком долгого хранения, любезно предоставляемыми постояльцам «Трэвел Лодж». Притворившись, будто еще сплю, я стал подглядывать сквозь прищуренные
