– В прошлом году я сделала одно пожертвование, и опекуны были против, так что они теперь не допускают меня к деньгам.
– Ага, пожертвование. Случайно, не в пользу Троцкистского альянса?
– У них была большая нужда в деньгах, – оправдывалась Мин.
– Значит, когда тебе стукнет двадцать пять лет, ты получишь право распоряжаться своими деньгами?
– Да.
– А Кристофу это известно? – поинтересовался Уилл.
– Возможно, я и упоминала об этом.
– Слушай-ка, – сказал Уилл. – Бросай его, пока не поздно. Освободись и беги без оглядки, даже не возвращайся домой сегодня вечером, только держись от этого парня как можно дальше. Мин, ты должна покончить с этим.
– Не уверена, что я смогу, – тихо ответила она.
– Иначе он просто сломает тебе жизнь.
– А если я смогу уйти от него, моя жизнь будет разбита, потому что у меня уже не будет его.
– Как бы только потом не было поздно плакать.
– И как же тут быть?
– Что ж, – сказал Уилл, – помни об одном. Где бы ты ни оказалась, в любое время ты всегда можешь позвонить мне. Не думай о времени. Можешь обратиться ко мне в следующем году или через двадцать пять лет. Пусть у тебя будет пятеро детей, а я вдруг женюсь на восемнадцатилетней вьетнамке, но ты можешь звонить мне в любое время.
– Спасибо, – сказала Мин и нежно поцеловала его в губы.
Автобус продолжал свой маршрут по левому берегу Сены.
Когда Уилл вернулся из Парижа в Эксетерский университет, ему показалось, что товарищи по общежитию даже не заметили его долгого отсутствия. Можно было подумать, что они не ждали его так рано. Не то чтобы они не были рады его видеть – Даллас скрутил в его честь сигарету с марихуаной, Мак так хлопнул его по спине, что позвоночник чуть не ударился о пищевод, а Джем тут же попросил у него денег, чтобы оплатить телефонный счет. Здесь мало что переменилось.
– Кстати, не включай стиральную машину, – предупредил Джем.
– Почему? – спросил Уилл.
– У нас тут была вечеринка.
Не видя смысла углубляться в детали, Уилл решил сменить тему:
– Выкладывайте, что интересного произошло в вашей жизни за это время.
После недолгого молчания Даллас, под действием наркотиков склонный к глупому ребячеству, радостно объявил:
– Я покрасил волосы.
– Как мило, – сказал Уилл. – И в какой же цвет?
– В розовый, – ответил Даллас после некоторого раздумья.
– Мак получил письменное предупреждение от декана, – сообщил Джем.
– Ага, это было чертовски забавно, – зевнул Мак, лежа на диване в темных очках.
– И за что же? – поинтересовался Уилл.
– О, за очередные преступления против человечества, как обычно, – сказал Джем.
– Старый тупица, – добавил Мак.
– Вот именно, – согласился Джем. – Полагаю, если допустить, что декан в курсе сексуальной активности его младшей дочери и что у него было тайное желание взглянуть на Мака без одежды, особенно спереди, тогда, конечно, у него нет шансов на оправдание.
– Без одежды? – спросил Уилл.
– Разумеется, – ответил Джем.
– Ух ты! Это впечатляет, – сказал Уилл.
– Спасибо, спасибо, – сказал Мак. – Всегда рад доставить удовольствие.
– Так что мы теперь ведем разбор дела, – добавил Джем.
– Тебя не выгонят? – спросил Уилл.
– К счастью, процесс Пьяный Студент-идиот против Могущественного и Чудесного Университета имеет массу судебных прецедентов, так что Пьяный Студент-идиот вполне может быть оправдан при условии соответствующего случаю раскаяния. Или же декан испугается матери Мака, – сказал Джем. Он изучал право и относился к учебе весьма серьезно, в отличие от Далласа, которому образование было нужно, чтобы читать инструкции на пакетах с овсяными хлопьями или смотреть австралийские мыльные оперы, или Мака, который мог служить прекрасным подтверждением теории Витгенштейна. То есть, если он знал, что такое книга, это еще не значило, что он прочитал хоть одну в жизни.
– Кто хочет сыграть в «Риск»? – спросил шотландец, не вставая с дивана. «Риск» был его любимой игрой, и он втайне мечтал о мировом господстве.
– Никакого «Риска», пока ты не вымоешь посуду, – предупредил Джем. – Я спрячу игру от тебя подальше, если ты не разберешь трехмесячные завалы грязных тарелок в раковине.
– Руки прочь, Мэри, – незлобно ответил Мак. – Ты же знаешь, почему я никогда не мою посуду – потому что я ни к чему не притрагиваюсь на кухне. Я не заходил туда с прошлого Рождества. – В этот момент зазвонил телефон. – О боже, опять кто-то домогается моего тела, – сказал Мак.
И его трудно было упрекнуть в излишнем самомнении, он был не так далек от истины. При росте в шесть футов и пять дюймов[23] и великолепном телосложении его преследовали капитаны университетских команд по всем известным видам спорта и бесчисленные девицы, стремившиеся испытать на себе его знаменитые способности. Мак был так любвеобилен, что толпу его поклонниц друзья прозвали «Клубом 101» по числу подружек, с которыми он спал и чьи имена мог назвать, когда его о том просили. И он не поступал со своими девушками бесчестно, никогда не обещая им ничего кроме секса. Если им хотелось видеть в его действиях что-то большее, это были уже их проблемы.
Джем поднял трубку.
– Алло, это Дом удовольствий. Мака?… Интересно, куда он подевался, паршивец. – Джем прикрыл трубку рукой и прошептал с дьявольской улыбкой: – Это Шарлотта. – В ответ Мак отчаянно замотал головой, а Джем между тем продолжал: – Подожди минуту, Шарлотта. Кажется, кто-то открыл дверь, наверно, это он. Мне проверить?
– Какого черта? – прошептал Мак.
– Марш мыть посуду. Или… – одними губами произнес Джем.
– Нет!
– Ах, Шарлотта, вот и он, сейчас передам трубку. – Мак вскочил и бросился в кухню, откуда послышался шум воды, льющейся из открытого крана. – О, извини, Шарлотта, я думал, что это Мак, но это не он. Вот дурак, и как я только мог ошибиться?… Конечно, я передам ему, что ты звонила… Спасибо. Пока. – Теперь Джем направился к стереосистеме. – Может, я поставлю музыку?
– Стоп! – послышался истошный крик из глубины комнаты. То был Даллас, на время вышедший из наркотического ступора. – Не позволяйте ему!
– А что такого? – спросил Уилл.
– Он замучил нас классической музыкой, – ответил Даллас. – Мы больше не в состоянии переносить ее.
– Вчера, – вмешался Мак, выглянув из-за двери, – нам пришлось слушать, как какой-то финский парень насиловал скрипку. Неудивительно, почему все эти скандинавы не вылезают из депрессии.
– Сибелиус – прекрасный композитор, – надменно произнес Джем. – Без тебя, Уилл, я здесь был словно в культурной пустыне. Мне было так одиноко среди этих обывателей.
– Смотри, Уилл, – предупредил Даллас, – как бы он не затащил тебя в Общество поклонников Филипа Ларкина.[24]
После своего замечания Даллас вновь уткнулся в телевизор.
– Какие у нас планы на вечер? – крикнул Мак из кухни, где он мыл тарелки с помощью стирального
