Все издали счастливый вздох, завершив эту маленькую молитву.
– Брат, – продолжал старший своим гипнотическим голосом, – тебя привели к нам. Теперь мы заботимся о тебе, мы будем любить тебя, питать и вести к познанию жизни, освещенной сиянием духа.
– Э-э, спасибо, – выдавил Уилл, но оказалось, что это прозвучало не к месту.
– Не благодари меня, – сказал лохматый. – Благодари того, кто привел тебя к нам! Это ашрам в Берриморе. Всех нас привела сюда одна цель, и эта цель – найти соприкосновение с Высшей Силой, что живет в нас. Наша жизнь чиста и незапятнанна, мы порвали связи с внешним миром, отказались от его буйных развлечений. Как можно слышать голос духа, если живешь в постоянном шуме? Здесь мы проводим время в покое, размышлении и медитации. Мы живем скромно, питаемся тем, что выращиваем на ферме и в садах. Все мы неустанно трудимся, чтобы поддержать наш образ жизни. То, что мы не можем произвести сами, мы приобретаем, продавая плоды своего труда на большом острове.
Уилл немного воспрянул, услышав это.
– Я умею продавать, – сказал он с жаром. – Может быть, я пригожусь вам в базарный день?
На его предложение не обратили внимания.
– Здесь у нас нет индивидуальности, никто не может считать, что умеет что-то делать лучше или хуже других, у нас нет собственности, нет имен, нет ни прошлого, ни будущего. Мы существуем только в настоящем, сейчас, и у нас нет привязанностей. Ты будешь трудиться с нами, брат. Будешь жить среди нас. Ты станешь частью ашрама Берримора, и мы приветствуем тебя!
После этих слов лохматый издал крик, от которого у Уилла застыла кровь в жилах, все вскинули руки кверху и громко и радостно закричали, а потом принялись обниматься друг с другом. Уилл не знал, как ответить на столь открытое выражение эмоций. Он привык держать их в узде, стараясь не выдавать своих чувств в мире насмешливого цинизма, скуки и самодовольства, так что подобная раскованность была чужда ему. Он топтался на месте, опустив голову, и поглядывал вокруг, стараясь поймать чей-нибудь взгляд. Очевидно, присутствующие от всего сердца уверовали, что он уже получил спасение. И Уилл позволил себе расслабиться и опять опустился на подушки.
А в Лондоне Мин страдала от непонимания и одиночества. Обычно ее визиты в столицу давали ей возможность немного отдохнуть, отоспаться в уютной квартирке Уилла, сделать кое-какие покупки, а вечерами она не расставалась с Уиллом. Не то чтобы они занимались чем-то таким, чем она не могла заняться с другими английскими друзьями, – сходить куда-то поужинать, прогуляться в парке, выпить и на следующее утро приготовить завтрак, или иногда сходить в кино. Просто без Уилла она теряла всякий интерес к чему бы то ни было. Она оставалась заторможенной и апатичной, слонялась весь день по квартире Джема, удивляясь, почему чувствует себя такой уставшей, если абсолютно ничего не делала.
Стоило ей только подумать об Уилле и о том, где он мог находиться, и подавленное настроение уже не отпускало ее. Ее не покидала мысль о том, что произошло что-то страшное, хотя она никак не могла взять в толк, что именно. Ее подозрения основывались на следующих фактах: Уилл был вынужден покинуть квартиру посреди ночи, заявив, что его жизнь под угрозой и что его боссу подстроили аварию; был какой-то документ, который Уилл не хотел подписывать; и еще – из всех друзей, к кому Уилл мог обратиться, в отчаянии он выбрал именно Мака. Последняя подробность казалась Мин особенно многозначительной. Она знала, что Уилл и Мак общались нечасто, что их дружба после окончания университета, пожалуй, сошла на нет. Вряд ли кто-то обратился бы к Маку с просьбой порекомендовать гостиницу. Ему звонили только в самых исключительных случаях, когда речь шла о спасении жизни. Может быть, Уилл и был на грани нервного припадка, но и в этом случае тому должны быть причины. Даже Мак предположил, что к срыву что-то подтолкнуло. И Мин решила докопаться, чем же был занят Уилл в последнее время и почему.
К счастью, его образ жизни отличался тем же минимализмом, что и жилище. Он был занят только двумя вещами – работал и пил. Мин сомневалась, что выпивка могла довести до такого, тогда оставалось последнее объяснение – работа. В конце концов, менеджеры «Оддбинс»[34] не станут звонить ночью и угрожать убийством одному из своих постоянных покупателей.
От Джема было немного толку. Казалось, он решил для себя, что Уилл страдал от жестокого алкогольного отравления и оттого потерял рассудок. Подозрения Мака не слишком встревожили его, поскольку он считал, что в таком бизнесе, как у Мака, волей-неволей перестанешь принимать все за чистую монету и будешь вынужден рассматривать все мыслимые и немыслимые варианты. Если Мин заводила разговор на эту тему с Джемом, он лишь сердито вздыхал, заявляя: «Подожди еще несколько дней, Мин. Он вернется. А пока у меня полно дел».
Проницательный Джем уже не первый год был убежден в том, что Мин влюблена в Уилла, даже если она сама не понимала этого. Например, она часто начинала разговор со слов «Уилл думает…» или «Уилл как-то говорил…», к тому же никто не мог даже подступиться к Уиллу, если Мин была рядом. Джем был уверен, что ее нетерпение и желание скорее найти Уилла происходило от уязвленного самолюбия, ее задевало, что кто-то мог играть важную роль в жизни ее драгоценного Уилла, не говоря уже о том, что она просто скучала по нему.
Таким образом. Джем временно выбросил эту историю из головы и взялся за работу. Пока было лето, от создателей «Копай!» требовали снять как можно больше серий, чтобы потом развлекать телезрителей в мрачные зимние месяцы радостными кадрами залитых солнцем английских садов, полных алых роз и жужжащих пчел. Действительность не была столь идиллической. В то лето частенько шли дожди, превращая маленькие клочки земли, из которых Джем и его команда пытались сотворить райские уголки, в грязное месиво. В сотый раз осматривая расплывшийся задний двор в Колчестере. бесцветном и унылом городе, который казался еще менее привлекательным из-за приземистых армейских бараков, он проклинал себя за безрассудство, толкнувшее когда-то взвалить на себя эту программу. «Знать бы заранее, – размышлял он. – Ты оказываешься на жизненном перекрестке, поворачиваешь в какую-то сторону и думаешь, что потом сможешь повернуть в любом направлении. А потом ты несешься по пятирядному автобану со скоростью двести миль в час и видишь только указатели «Смерть» и 'Нищета'».
Итак, Джем был озабочен сыростью на юго-востоке Англии, а Даллас жил по напряженному расписанию, которое предусматривало репетиции и массу упражнений, включая проклятия в адрес других актеров во имя искусства. Мин была почти полностью предоставлена сама себе.
– Альберт, – как-то вечером обратилась она к старику, который ходил вокруг нее с пылесосом.
– Миледи, – откликнулся тот, выключая пылесос, чтобы сменить насадку.
– То письмо, что вы мне послали…
Он спешно включил пылесос и принялся с особой тщательностью за дальний угол комнаты.
– Альберт! – старалась Мин перекричать гудящий пылесос. – Ваше письмо!
– Простите? – сказал Альберт. – Ничего не слышу.
– Выключи.
– Что?
Мин бросилась к розетке и вытащила вилку.
– Письмо, которое вы мне послали…
– А, – сказал Альберт.
– Я хочу, чтобы вы сказали мне, что именно имели в виду. – Альберт выглядел очень расстроенным. – Начнем с того, почему вы его написали.
– Ну, я… – Альберт явно волновался. Он пригладил седые волосы. – Я не слишком привык к новым средствам коммуникации. Я послал вам письмо по электронной почте и сразу же раскаялся в своем поступке. Я не должен был докучать вам.
– Но вы в самом деле беспокоились за Уильяма?
– М-м-м.
– Отвечайте, Альберт, я не собираюсь ни в чем упрекать вас. Говорите же!
С жалким видом старик медленно опустился на диван и тяжело вздохнул. Он оставил привычную чопорную манеру речи и перешел на мягкий и естественный говор, выдававший его норфолкское происхождение.
– Понимаете ли, миледи, моя пенсия мала, а миссис Альберт больна, и мы живем благодаря моей работе. Если я буду вести себя нескромно, меня в дом не пустят. То есть, где бы мне ни приходилось
